с неба ливень стрел или камней, кои швырнула в зенит хитрая машина; щетинится копейным строем — так и хотят добраться до твоей печени отточенные до синего блеска жала; рушится горным обвалом шестопера или алебарды, в пыль круша басцинет, а после и череп; блестя коротким высверком шпаги…

От сложностей жизни — трескается под ногой в сабатоне тонкий осенний лед; ветер ломает тяжелые ветви; тяжелые волны захлестывают корабль, накрывая до кончиков мачт соленой водою.

От невезения — когда жратва оказывается тухлой, а взятая с боя шлюха — заразной; три раза подряд выпадают единицы; и сам ты свернул не в тот переулок, а навстречу тебе шагнули товарищи по профессии и призванию. И со спины зашло еще двое…

А еще смерть бывает подлой…

…Кавалерия, которой оказалось, не то что слишком много, а с перебором — и там, где ее и быть не должно, расколотила роту вдребезги первой же атакой. Остатки разбежались. На этот, тогда казавшийся невероятным случай, был уговор собраться в условленном месте.

Но утром оказалось, что лес начали прочесывать местные. В нехорошей пропорции — полдюжины наемников на одного проводника. Соревноваться с ними в знании прилегающих к их городку лесов? Смешная шутка…

Выйдя к оговоренному селу, нашли своих, тех, кто опередил на марше. Лучше бы ребята погибли в драке у проклятого брода! От тел мало что осталось.

Но попался местный. Перепуганный крестьянин, который, увидав герб на щите Мартина, чуть не проглотил язык. Когда его пятки сунули в костер, то молчание треснуло. И оказалось, что Седьмая Железная Рота виновна в вырезании двух сел и поголовном изнасиловании женского монастыря — не пожалели, якобы, даже помирающих старушек, приехавших на последнее богомолье.

Крестьянина зарезали — и жить ему дальше было бы тяжко, и на ту сторону надо передать, что Железная Рота виновата во многих грехах, но не во всех!

Именно тогда рыцарь Мартин ди Бестиа невзлюбил благородного рыцаря Скарлетти ди Руэ. Ведь подлая смерть, она всегда несет за собою запах подлеца. А от разгрома роты, рыцарем Руэ прямо таки несло!

И да, по какой бы причине ты не умирал — это навсегда.

* * *

Дорога, доселе ровная как полет ворона, начала петлять. Резко пошла вправо, ныряя меж высоких холмов, заросших рябиной, чьи грозди пламенели будто крохотные пожары, и высокой лещиной, чьи кусты смахивали больше на деревья.

Чудесный запах прелых листьев и грибов, дополненный не менее прекрасным запахом жареного мяса, разливался вокруг. Общую прелестность картины портили крики, стоны и гнусный смех, перемежаемый звуками ударов.

За поворотом, в низине, грабили. Совершенно беззастенчиво. С шутками, веселым смехом и дружескими хлопками по плечу товарищей по ремеслу.

Перегораживая тракт, стояли поперек два воза, нагруженных всяческим добром. Перед возами, словно овцы в загоне, толпились сиверские беженцы. Лукас не готов был утверждать и клясться, но пара знакомых физиономий мелькнула.

Вокруг беженцев, словно подручные на бойне, стояли крепкие парни, вооруженные кто чем — от меча и корда, до копья и арбалета.

Процесс грабежа шел непрерывно, как в хорошо организованном и продуманном хозяйстве.

От толпы отделялся несчастный, пинками и древками подгонялся к возам, у которого его встречали два дюжих мужика прегнусного вида. Те, с изрядной сноровкой опытных грабителей или стражников, лишали беднягу мало-мальски ценного, вплоть до обувки и носильных вещей. После чего, полуголый беженец получал напутственный пинок в зад, и снова подгонялся пинками. Но уже в другую сторону — за возы. Где бандиты теряли к нему всякий интерес, и он мог чувствовать себя свободным как ветер.

Недовольных ждала иная судьба — один из возов стоял задом в луже крови. А у высоких — в три локтя колес, лежало два трупа. Один с размозженной головой, второй, похоже, что с перехваченным ловким ударом горлом. Лежали они одетыми, что, впрочем, вряд ли их сильно радовало.

— Еще дешево отделались! — заявила Марселин.

Компания лежала за кустами, внимательно наблюдая. Даже мяур, свернувшийся калачиком под правой рукой Лукаса, таращил блестящие глазенки, тихонько ворча. Ему тоже не нравилось происходящее.

— В смысле, что просто отпускают? — Изморозь нашарил рукоять ножа, но особого успокоения это не принесло — очень уж был неровный расклад.

— Ага. Могли ведь и людоловов кликнуть. Как сделал бы какой жадный сиверский выблядок типа вашего господина Фуррета или Дюссака…

— Дюссак был хорошим! — слишком громко крикнула Мейви, подскочив.

Мяур подпрыгнул на четырех лапах, выгнул спину крутой дугой, зашипел.

Марселин с прищуром посмотрела на циркачку, готовую то ли кинуться на нее с кулаками, то ли сорваться в безудержный плач.

— Вот, значит, как все обстояло… Что ж, кое-что стало куда понятнее. Прости, девочка, прости! Я ведь не со зла. Да и не знала я его. Так, слышала только нехорошее.

— Про него все время гадости говорили, — схлипнула Мейви, изо всех сил стараясь не разрыдаться, — а он только хорошее делал! А его еще и убили!

— Знаете, — оборвал разговор Лукас, — воспоминания, это просто заебись. Охуенное дело, я бы даже сказал! Но давайте в другом месте общих знакомых пообсуждаем! Где-нибудь в паре лиг отсюда! Нас, похоже, заметили!

— А ты, разве, не горишь желанием кинуться на помощь, дабы, словно рыцарь на белом коне спасти всех страждущих и наказать всех бесчинствующих⁈ — хлопнула Марселин потрясающе длинными ресницами…

— Да в гробу я в их видел! Я что, на героя похож⁈ — изумился Лукас. — Да и коня у нас нет, один мяур, и тот маленький.

Звереныш негодующе фыркнул — он-то, мол, хоть и маленький, а все же — боец! Но да, замена коню из него — плохая задумка. Такое разве что в сказках случается!

— На дурака ты похож куда чаще, — согласилась воительница. — А на героя не очень. Хотя, где ж героев-то наберешься, приходится возмещать дураками…

— Двое к нам идут, — шмыгнув носом, сказала Мейви. — Стрелок с арбалетом и хуйло с копьем.

— Как поправил бы меня в другой обстановке наш студент, хуйла там два, — с усмешкой произнесла Марселин, глядя на двух бандитов, бегущих к их укрытию. — Одно с копьем, второе с арбалетом.

Изморозь разрывало на части. Одна зверски боялась исхода будущей схватки. Вторая же, прекрасно помнила, на что способна рыжая ехидна… Третья же… Третья до сих пор не могла понять, что вообще происходит.

— Но, прямого дела нам с ними никак нельзя. Поэтому, на «раз-два-три», побежали. Все в одну сторону. Особо не оглядывайтесь. Вдруг потеряетесь, найду. Три!

Мейви сорвалась будто стрела. Лукас промедлил, кинулся догонять. Бежать было неудобно — по спине колотил мешок с едой, а одной рукой приходилось придерживать истошно вопящего мяура, не оценившего внезапности действа. Да еще и пришлось свободной рукой прикрывать лицо, чтобы мчащимися навстречу ветками, не посекло лицо.

Впереди маячила Мейви, сверкая юбкой, словно олениха хвостом. Пробежав ярдов пятьсот, они остановились. Переведя дух, прислушались. Но за спиной стояла тишина, нарушаемая лишь обычными звуками редколесья. Никто не бежал по следам, размахивая оружием.

— Оторвались, — выдохнул Изморозь, стоя согнувшись, уперевшись ладонями в колени. В боку совершенно немилосердно кололо — предыдущая жизнь совершенно не прибавила ему здоровья. У ног вился мяур, щекоча нос пушистым задранным трубой хвостом.

— Ну да, сбежали, — согласилась Мейви, вытирая потное лицо подолом. — Хорошо пробежались, давно не приходилось. А Марселин где?

— Мне-то откуда знать, вместе бежали.

Где-то далеко, похоже, что у самой дороги, раздался дикий вопль, перешедший в хрип. Следом еще один, внезапно оборвавшийся.

— Надо ее спасать! — решительно заявила циркачка, глядя на Лукаса.

— С одним ножом в руках? — показал ей тот свой, совершенно сейчас не убедительный, складник и заверил девушку. — Я и пикнуть не успею, как зарежут. А Марселин и сама кого угодно спасет. Я ж ее давно знаю!

— И что нам делать⁈

— Сидеть и ждать, — пожал плечами Лукас. — Больше ничего не могу предложить. Хочешь, спустимся в низину, выкопаю яму, да костер разведем, для тепла.

— Нет уж, лучше здесь подождем, — поникла Мейви.

Изморозь стянул с себя куртку, накинул ей на плечи. Та благодарно улыбнулась.

Марселин ждать себя не заставила.

Вышла со спины, откуда и не ждали. В непривычном облике — сменив платье на куртку и штаны. Одежка была велика, в паре мест дырява и обильно запачкана кровью. Но для долгой дороги годилась куда лучше тонкой материи, которую любой коварный шип разорвет с радостным треском.

— Вы хоть перепихнулись?

Ответил