— Я вас сам тогда выебу! — раздался тихий голос рыцаря.

— Вот! — обернулся к нему Хото, ткнул в грудь пальцем. — О чем и речь! И не стыдно тебе, старикашка, приглядываться к жопам боевых товарищей⁈ К волосатым, немытым и прыщавым жопам⁈ Но да, в походе все иначе! Рыцари, насколько знаю, только тем и спасаются. Заводят, понимаешь, оруженосцев посимпатичнее… Крепкая мужская дружба, все такое! Когда рыцарь рыцаря в шатре наклоняет, это же, если не ошибаюсь, «рыцарским способом» называется, да? Или как? Расскажи, ты же опытный! Сам наклонял или все больше тебя?

— Ты же сам не один год служил! — попытался отбиться Бьярн от натиска разошедшегося стенолаза. — Что за херню несешь?

— И что с того, что служил? — удивился Хото. — Я же не заявляю боевым товарищам, что хочу с ними всякого? А ты, хочу заметить, только тем и занимаешься! Мечтатель хренов!

Бьярн, намеревавшийся что-то сказать, безнадежно махнул слабой рукой, и промолчал, уставившись в небо.

— Ладно, старик, ладно! — продолжил изгаляться Высота. — Не оправдывайся! Верю, что все было по благородному, в собственный кулак!

Рыцарь демонстративно отвернулся, не желая вступать в безнадежную перепалку.

Хото пожал плечами, ухмыльнулся победно.

— В нашествие чудовищ я не верю, как бы у Роша и не получалось убедительно. Но вот в кордоны, рогатки на пути, и всякие злобные разъезды, я верю охотно. Всеми печенками и селезенками в придачу!

— А впереди что-то есть… — прервал речь командира глазастый Бригг, самый зоркий в компании.

— Где? — тут же вскочил на ноги Хото. Телега покачнулась.

— Впереди, ярдах в полторастах. Рядом с тремя березами. Где одна кривая посередке.

Хото пригляделся, еле найдя нужные ориентиры — кривых берез тут хватало! Но нашел.

Угловатый куль, тяжелый даже на вид, валялся чуть ли не посреди дороги. Совершенно бесхозный.

— Рош, останавливайся, — коснулся стенолаз плеча возницы. — Бригг, хватай ковырялку, пойдем проверим. Пощупаем, так сказать. Рош, будь готов поддержать. Бьярн, не лезь.

— Принято, — хором ответили стражник с рыцарем. Все же авторитет Высоты в разных коварных и странных делах был на высоте. Как бы это смешно не звучало.

Бригг молча спрыгнул с телеги, вытащил из-под мешков свое копье. Хото, подумав недолго, прицепил к поясу ножны с саблей, прикрыв заметное навершие полой расстегнутой куртки.

— И потихонечку подходим…

Никто не выскакивал из кустов с радостными воплями, не засыпал стрелами…

Но Хото с каждым шагом чувствовал себя все неуютнее. Струна натягивалсь до оглушительного звона в ушах. Что-то здесь было не так. Не бросают просто так имущество. Не те времена. А что с воза свалилось незаметно… Шутка хорошая, смешная!

Не доходя нескольких шагов до куля, Хото остановился.

— Дай!

Бригг подал копье, схватился за нож на поясе.

— Стой тут.

— Стою!

Высота подошел вплотную, чуя, как на загривке дыбом встает шерсть. Что-то подобное он когда-то видел. Но не может же быть, чтобы снова…

Широкая полоса копейного пера полоснула по кривым стежкам торопливого шва. Куль развалился…

Хото выругался сквозь зубы. Подкинул копье, швырнул его в березы. Древко треснулось о бело-черный ствол, упало в заросли.

— Эээ… — за спиной заволновался Бригг.

— Если коснешься, я тебя на месте рубану. Подойди, и глянь. Только издалека.

Бригг осторожно подошел, заглянул из-за плеча.

— Ебааать…

— Именно так.

Когда-то куль был человеком. А потом его свернули хитроумным способом, перевязали веревками, замотали в дерюгу и прошили, чтобы придать нужную форму.

Бывший человек скалился мучительной ухмылкой. Синевато-черную кожу покрывали язвы и волдыри. Вместо щеки зияла дыра с неровными краями.

— Кто его так? Крысы?

— Крысы. Но сначала чума.

* * *

Все вокруг было привычным и обычным. То же небо, те же холмы, та же дорога, те же заросли дрока, можжевельника и терна, тот же гулкий камень под копытами, та же кислая лошадиная вонь, больная спина…

Мартин снял шляпу, вытер вспотевший затылок — солнце решило выбиться из привычного порядка, и грело совершенно по-летнему. Или с похмела жарило изнутри? Нарезался вчера до полного свинства… Он еще с юношества мучался на утро после доброй пьянки — текло, как с кабана. Словно вино испарялось прямо через кожу. Если бы еще отлить не хотелось постоянно, могло даже быть удонбым…

Только солнце и выбивалось, да… Мартин нахлобучил шляпу.

Банда тоже ехала в давно установленном порядке. Так ехали позавчера, неделю, и месяц назад. Да и на полгода — год оглянуться — та же картина.

Оглядываться на дальше, чем на полтора, Мартин себе запретил. Не хотелось снова напиваться.

В авангарде разведчики компании — братья Мах и Пух. Едут, беззаботно треплясь — те еще балаболы! Заткнуть им рты, разорвет от множества слов и мириада нерассказанных историй. Но беззаботность напускная! Братья Перрьон за лигу чуют опасность. Оттого и впереди.

За ними, ярдах в тридцати, едет Керф. Меч поперек седла — всю дорогу перегораживает, не проехать, не задев. Едет с неподвижным лицом божка из Пустошей. Дикари мажут таким деревянные лица потрохами убитых. Легкая безразличная улыбка. С таким лицом Керф живет всю жизнь. Ест, пьет, убивает… Страшный человек! Единственный из того времени, которое лучше не вспоминать. И единственный, кого ди Бестиа считает умнее себя.

Мартин в который раз подивился высоте мечника — вроде и коняка из рослых — множество барышников облились слезами, пока нашли малость подходящую, а все равно, будто на пони взгромоздил костлявую жопу. Сапоги вынет из стремян — и пойдет пешком, с лошадкой под задом.

За Керфом — Тенд с Ланексом.

Тенд — ровесник Мартина, беглец с Островов, поседевший любитель хорошей драки, темного пива, черноволосых женщин и убийств топором. И какой топор себе подобрал! Чудо, а не оружие! Длинное окованное древко, полукруг топора, шип на обухе — и драгоценное клеймо «три пихты» на полированном металле! Герцогу подстать, а не наемнику!

Ланекс тоже островной. Куда легче весом и годами. И куда быстрее неповоротливого топорника. Скорость у парня — каждому бы такую! Молния! Любит свое копье и деньги. Хвастался, что пару лет работал стенолазом — для убедительности таскает на вьюке бухту стенолазной веревки. Но все как-то не получается проверить — а вдруг и не врет?

Потом сам Мартин за компанию с единственной запасной лошадью компании и в обнимку с начальственными раздумьями.

Затем — Рыжий с Эстером, два арбалетчика. Рыжий — огромный, будто сухопутный кит. Туша шире павезы, а рожа шире любого баклера. Вроде первая цель в любой стычке, а все стрелы идут мимо! Стыдно им, наверное, пронзать то недоразумение, которое стрелок зовет кольчугой — нечто ржавое, чудовищное, бесформенное, сплетенное из кусков десятка разных доспехов. От широких плоских колец байданы, до плотной панцирной вязки. А может, всему виной кривая татуировка на лице, над бровями, гласящая: «Хуй попадешь!»…

Эстер же, стройный как тополь, бесцветный как туман — словно отдал все краски тела соратнику. Гибкий и хлесткий как плеть. Мартин исправно выдавал положенную долю стрелку. Но его не переносил. Без особого повода. Очень тот напоминал пещерных лягушек, белесых, как полотно, с кишками, видными сквозь кожу…

Следом за стрелками два мула тянет повозку, на который лежат пожитки компании — палатки, котлы, запас провизии. И дрыхнет Фазан, храпя так оглушительно, что птицы взлетают из кустов, трепеща в панике. Хобу прозвали Фазаном в честь любимой птицы. Любимой — в плане сожрать, разумеется. А еще за любовь к яркости, многоцветию и поджогам.

За телегой трусит на мерине Флер. Что конь, что наездник пегие. Пятна так и налезают друг на друга. Как утверждает сам Флер — это знак Судьбы. Судьба бежит рядом, вывалив розовый язык. То похохатывая, то фыркая, то просто скаля клыки. Клыки у нее чудесные — могут одним ударом перекусить человеческую ногу.

Судьба — любимица Флера, его талисман на удачу, почти любимейший ребенок, предмет зависти многих, ненависти еще больших. Судьба — гигантская пятнистая гиена.

Ее панцирь лежит где-то в недрах повозки, надежно охраняемой рычащим во не Фазаном. Судьба уже и забыла, что это такое, тяжесть брони. Флер жалеет свою любимицу. Да и компания очень давно не встречала таких случаев, когда была бы полезна помощь мохнатой четвероногой смерти.

Мартин еще раз окинул взором компанию, понял, что проваливается в дрему. Ехать долго, ночь же обещает стать трудной…

Глава