Шрифт:
Интервал:
Закладка:
На следующий день после начала осады во французский лагерь неожиданно прибыл Артур де Ришмон с 1.200 солдат. Двумя годами ранее он был изгнан из страны в результате распрей придворных партий, которые регулярно раздирали окружение Дофина. Приговор об изгнании не был отменен, и Ришмон махнув на него рукой, неожиданно прибыв из Бретани, чтобы предложить свою помощь в кампании. И он, и Дева были протеже Иоланды Арагонской, что позволяет предположить, что герцогиня могла приложить руку к сближению этих двух влиятельных сторонников агрессивной войны против англичан, но его прибытие вызвало замешательство среди капитанов, собравшихся под Божанси, которые не были уверены, стоит ли рисковать и вызвать гнев Дофина, принимая помощь Ришмона. Несомненно, своевременное сообщение разведчиков Ла Гира о том, что английская армия численностью в 4.000 человек была замечена возле Мэн-сюр-Луар и продвигается к Божанси, стало одним из факторов, повлиявших на их решение[272].
Гоф не знал, что помощь так близка, но к моменту прибытия войск Ришмона он был убежден, что дальнейшее сопротивление бесполезно. В обмен на разрешение вывести своих людей он согласился сдаться 18 июня и не вступать в бой в течение десяти дней после этого. Через час после того, как гарнизон вышел из Божанси, в лагерь арманьяков пришло известие, что английская армия отступила из Мэн-сюр-Луар и отходит на север к Парижу. Возможно, герцог Алансонский и колебался, но Ришмон, Ла Гир, Сентрай и Лоре не нуждались в поддержке Жанна, чтобы решить, что они должны немедленно отправиться в погоню.
Их необычное единство в достижении цели сильно контрастировало с разногласиями, которые терзали английскую армию. Номинально ей командовал Фастольф, посланный Бедфордом из Парижа с 3.000 человек для помощи городам по Луаре, но он объединился с Толботом и остатками армии, осаждавшей Орлеан. Фастольф был осторожен и не хотел рисковать в сражении против численно превосходящих сил, а более импульсивный Толбот, который построил свою успешную карьеру на смелых инициативах, хотел нанести сокрушительный удар, чтобы освободить Божанси. "Если бы у него были только его собственные люди и те, кто готов следовать за ним, — заявил он, — он бы пошел и сразился с врагом с помощью Бога и Святого Георгия". Только когда пришло известие о капитуляции Божанси, Толбот неохотно уступил требованию Фастольфа об организованном отступлении.
В день капитуляции Божанси, 18 июня 1429 года, англичане только достигли деревни Пате, расположенной в 15-и милях к северо-западу от Орлеана, когда узнали, что войска арманьяков идут по их следу. Им ничего не оставалось, как остановиться и сражаться. Фастольф расположил своих людей в оборонительной позиции на гребне холма, а Толбот подготовил засаду из лучников с фланга, но затем, видимо, не удовлетворившись этим первым вариантом, переместил своих людей еще дальше назад. Прежде чем лучники успели вбить в землю свои колья, на них обрушились Ла Гир и тяжеловооруженная кавалерия французского авангарда. Застигнутые врасплох, лучники были ошеломлены и перебиты, не имея возможности выпустить свои обычные смертоносные залпы стрел. Не останавливаясь, кавалерия ринулась на холм, сокрушая всех, кто стоял на их пути, и преследуя тех, кто бежал в последовавшем за этим разгроме. Более 2.000 человек было убито, и все старшие английские капитаны попали в плен, кроме Фастольфа, который один остался в седле и смог спастись от резни с частью своих людей. Они бежали к ближайшему английскому гарнизону в Жавилле, расположенному в 15-и милях, но обнаружили, что горожане одолели их английского капитана и закрыли перед ними ворота. Уже за полночь измученные выжившие, включая бургундского хрониста Жана Ваврена, нашли убежище в Этампе, почти в 40-а милях от места сражения[273].
Пате стал катастрофой, которая превзошла любое другое поражение англичан со времен Боже, а его последствия были гораздо более масштабными. Фастольф был временно лишен членства в Ордене Подвязки, пока проводилось расследование его поведения в бою. Хотя он, по-видимому, был оправдан, поскольку его восстановили в Ордене, он никогда не смог полностью избавиться от обвинений в том, что он был "беглым рыцарем" и виновен в трусости, "худшем обвинении, которое может быть выдвинуто против рыцаря"[274].
Более серьезным для судьбы английского королевства Франция было то, что некоторые из его наиболее способных защитников теперь находились в плену у французов. Скейлз, похоже, был освобожден довольно быстро, но Толбот получил свободу только весной 1433 года, и то лишь после того, как заплатил огромный выкуп и был обменен на своего пленителя, Сентрая, который сам был захвачен англичанами в августе 1431 года. Сэр Томас Ремпстон, выдающийся капитан, но один из беднейших рыцарей Ноттингемшира, провел семь лет в "жесткой и строгой тюрьме", потому что не смог собрать выкуп в размере 18.000 экю (1.31 млн. ф.с.)[275].
Сэр Уолтер Хангерфорд умер в феврале 1433 года, как раз в тот момент, когда его семья выплатила последнюю часть выкупа. В судебном деле о правах на выкуп, рассмотренном в Парламенте Пуатье в 1432 году, обнаружился примечательный факт, что пленителем Хангерфорда был Филипп Гоф, родственник Мэтью Гофа. В 1427 году он был одним из лидеров группы из 30 лучников английского гарнизона Сен-Сюзанн, которые захватили арманьякский замок Сен-Лоран-де-Мортье и взяли в плен его капитана. Однако всего два года спустя он сражался при Пате в армии герцога Алансонского и сколотил себе состояние, захватив пять английских пленников, включая Хангерфорда. Перешел ли он на другую сторону из чисто корыстных побуждений или потому, что сам попал в плен и, не имея возможности заплатить выкуп, согласился служить врагу, остается загадкой[276].
Несомненно, поражение англичан при Пате было гораздо более значительным событием, как в военном, так и в историческом плане, чем снятие осады с Орлеана. Английская армия была уничтожена, а ее самые важные капитаны взяты в плен, что открыло дорогу Жанне для выполнения второй части ее миссии — коронации Дофина в Реймсе. С другой стороны, неудача англичан при осаде Орлеана была относительно неважной, и как показали несколько неудачных попыток взять Мон-Сен-Мишель, такие неудачи не были редкостью и сами по себе не были катастрофическими.
Тем не менее, освобождение Орлеана вошло в народную мифологию так, как не вошла победа при Пате, по той простой причине, что Дева не сыграла в этой битве никакой роли. Пате был триумфом Ла Гира, а не Девы. Однако для осажденных жителей Орлеана она была героиней, спасшей их не только от