божественным. В конце концов, магическое соединение меча с его предначертанным владельцем было обычным явлением средневековой рыцарской литературы. Меч Карла Мартела не был Экскалибуром, но он был освящен победой христиан над мусульманами и поэтому был идеальным оружием для другого спасителя Франции в борьбе с нечестивыми захватчиками. Находка пришлась как нельзя кстати, поскольку другой меч якобы принадлежавший Карлу Великому, который с 1270 года использовался в обряде коронации французских королей в Реймсе, находился в руках англичан в аббатстве Сен-Дени[247].

Какой бы ни была правда, эта история была быстро распространена, что значительно укрепило репутацию Девы как пророчицы. Слухи о том, что ее собственное пришествие было предсказано, также усердно культивировались арманьякскими пропагандистами, вплоть до того, что одно из обычно неясных пророчеств, приписываемых Мерлину, было переписано, чтобы оно явно соответствовало миссии Жанны[248]. То, что Дофин заказал и оплатил изготовление ее доспехов своему мастеру-оружейнику, также наводит на мысль о намеренной попытке отождествить ее с носящей доспехи Девой, предсказанной Марией Робине, тем более что инициатива одеть доспехи, а не просто мужскую одежду, похоже, исходила не от самой Жанны.

Жанна также принимала активное участие в создании своей легенды. 22 марта, во вторник Страстной недели, она продиктовала письмо англичанам. Оно начиналось с ее фирменного призыва Иисус Мария и продолжалось:

Король Англии, и вы, герцог Бедфорд, который называет себя регентом королевства Франции; вы, Уильям де ла Поль, граф Саффолк; Джон лорд Толбот; и вы, Томас лорд Скейлз, которые называют себя лейтенантами упомянутого герцога Бедфорда, склонитесь перед Царем Небесным; отдайте Деве, которая была послана сюда Богом, Царем Небесным, ключи от всех добрых городов, которые вы захватили и покорили во Франции… А вы, лучники, рыцари, господа и прочие, кто находится перед городом Орлеаном, возвращайтесь, клянусь Богом, в свою страну. А если вы этого не сделаете, ждите вестей от Девы, которая вскоре приедет к вам, к вашему великому ущербу. Король Англии, если вы этого не сделаете, я — полководец, и где бы я ни застала ваших людей во Франции, я заставлю их уйти, хотят они того или нет. А если они не захотят подчиниться, я их всех убью; я послана сюда Богом, Царем Небесным, чтобы изгнать вас из всей Франции, шаг за шагом. А если они захотят повиноваться, я окажу им милость[249].

Жанна всегда настаивала на том, что она лично диктовала все свои письма, хотя перед отправкой они были показаны "некоторым людям из ее партии". Письмо было распространено далеко за пределами страны, появившись во французских, бургундских и немецких хрониках (но не в английских), а на суде над Жанной в Руане ее судьи предъявили копию[250].

Очевидно, Дофин приложил всю мощь своей пропагандистской машины для поддержки Девы. Была ли она эффективной? Безусловно, и, что самое важное, похоже, это убедило мужчин, которых она повела в Орлеан и далее. Во время подготовки к экспедиции, проведенной в Блуа, Жанна свободно общалась с солдатами и без стеснения упрекала их в грехах, "потому что тогда Бог допустит, чтобы война была проиграна из-за этих грехов". Как и Генрих V, она пыталась отгонять проституток от армии, даже прогнала одну из них с помощью меча, который при этом сломался. Ее также "очень раздражало", когда она слышала, как ругаются солдаты, и она "делала им строгие выговоры", независимо от звания. Жанна даже усмирила герцога Алансонского, который "часто богохульствовал", и, что еще более примечательно, Ла Гира, "который привык произносить много клятв и поминать имя Бога всуе"; герцог Алансонский признался, что после упрека он полностью обуздал свой язык в ее присутствии, а Ла Гира, который не смог это сделать, убедили поклясться на своем служебном жезле вместо этого[251].

Похоже, что под руководством Жанны характер Ла Гира претерпел существенные изменения. Самой известной молитвой гасконца до сих пор была "Боже, я молю тебя сделать сегодня для Ла Гира столько, сколько ты хотел бы, чтобы Ла Гир сделал для тебя, если бы он был Богом, а ты — Ла Гиром"; теперь же, "по наущению и наставлению" Девы, его действительно убедили ходить на исповедь, и он поощрял к этому тех, кто был в его компании. Неудивительно, что, как позже заявил один свидетель, простые солдаты "считали ее святой, потому что она так хорошо вела себя в армии, в словах и делах следуя завета Богом, так что никто не мог ее упрекнуть"[252].

Воевать под командованием святой и общаться с ней — две совершенно разные вещи, как вскоре выяснили арманьякские капитаны. Жанна рассчитывала сразу же после прибытия в Орлеан начать атаку на позиции Толбота и с боем ворваться в город, а Орлеанский бастард, Гокур, Ла Гир и Лоре уже решили, что их силы слишком малы, чтобы противостоять английской армии, и поэтому выбрали "лучший и более безопасный" способ действий. Двигаясь вдоль южного берега Луары, они прошли шесть миль за Орлеан, чтобы встретиться с Орлеанским бастардом у Шесси, где их ждали лодки, чтобы переправить припасы в город. На другом берегу реки находился только один английский опорный пункт, бастида Сен-Лу, и внимание ее гарнизона было отвлечено заранее спланированной вылазкой из города. Жанна, однако, был в ярости. "Ты думал обмануть меня, — набросилась она на Орлеанского бастарда, — и тем более обманываешься сам, потому что я принесла тебе лучшую помощь, чем когда-либо оказывалась любому солдату или городу, помощь Царя Небесного". В этот момент, как позже свидетельствовал Орлеанский бастард, ветер чудесным образом изменил направление, позволив лодкам, теперь уже груженым припасами, беспрепятственно отплыть в Орлеан[253].

Этого все же было недостаточно, чтобы убедить столь опытных военачальников уступить требованиям Жанны. И когда она отказалась войти в город без своих солдат, которые были "исповеданы, раскаялись и правильно мыслили", ее капитаны пришли к обоюдному согласию оставить ее в Орлеане и вернуться в Блуа. Там они могли собрать подкрепление, переправиться через Луару на северный берег, готовые сразиться с англичанами и снять осаду. Жанна явно не понимала, что польза от поставки продовольствия была бы незначительной, если бы армия, которая его привезла, вошла в город и тоже стала им питаться. Она также не понимала, что сопровождает только конвой с припасами, а не ведет армию на помощь Орлеану[254]. Ее роль, как уже решили советники Дофина, будет заключаться в том, чтобы стать фигурой, способной сплотить население города до прибытия армии.

Так что у Жанны не было иного выбора, кроме как войти в Орлеан, как того требовал Орлеанский бастард. Вечером 29 апреля 1429 года, сопровождаемая лишь небольшой группой, включая