class="p1">Атакующих возглавлял граф Клермонский во главе отряда подкреплений из Блуа и значительного отряда из Орлеана, которому удалось проскользнуть через английские осадные линии. В этот последний отряд входили Орлеанский бастард, Ла Гир, Сентрай и остатки шотландцев, выживших при Краване и Вернёе, во главе с Джоном Стюартом из Дарнли. Все вместе они превосходили английские силы по меньшей мере два к одному.

По устоявшейся печальной традиции, арманьякские капитаны не могли договориться между собой, как действовать дальше. Шотландцы хотели сражаться пешими, французы — конными, так что в итоге каждый из них поступил по своему усмотрению. Английские и парижские лучники, защищенные повозками и кольями, могли стрелять залп за залпом, не опасаясь ответного огня. В образовавшейся неразберихе лошади кавалерии, обезумевшие от шквала стрел, поворачивали назад и натыкались на свои же наступающие войска или, напарываясь на колья. Линия шотландцев была прорвана, а затем разгромлена английскими латниками, сделавшими вылазку из вагенбурга. Это была хрестоматийная английская победа, одержанная слаженно действовавшими лучниками и латниками. Более 400 арманьяков, включая Дарнли и его сына, остались лежать на поле боя мертвыми; еще сотни были взяты в плен. Англичане потеряли всего четырех человек, один из которых был племянником Симона Морье. Маршал Лафайет перед битвой посвятил в рыцари нескольких арманьяков, включая графа Клермонского, в ожидании успеха, а англичане отпраздновали свою победу, наградив рыцарским званием тех, кто отличился в бою[225].

Селёдочная битва, как ее стали называть в связи с содержимым английских повозок, стала последней битвой арманьяков, в которой шотландцы сыграли заметную роль. Дофин стремился возобновить "старый союз", предлагая женить своего сына и наследника на малолетней дочери Якова I и отдать шотландскому королю французское графство в обмен на услуги 6.000 шотландских солдат. Дарнли был отправлен в Шотландию для переговоров о браке в апреле 1428 года, он был подтвержден в Шиноне в октябре, а обручение официально состоялось в декабре, причем посланник Якова, Патрик Огилви, выступал вместо Маргариты Шотландской. Невеста должна была быть отправлена во Францию в следующем году вместе с обещанной армией. Когда Дарнли погиб в Селёдочной битве, Дофин предложил должность коннетабля шотландской армии во Франции Огилви, который остался добровольцем при осаде Орлеана. Яков I не только воспротивился этому назначению, но и строго приказал Огилви вернуться в Шотландию, но он утонул в море по пути домой.

Яков, похоже, вел двойную игру, поскольку даже когда его дочь была обручена с Людовиком Французским, он вел переговоры с дядей собственной жены, кардиналом Бофортом, о выдаче другой его дочери замуж за Генриха VI Английского. А шотландская армия во Франции так и не появилась, несмотря на то, что Дофин нуждался в ее помощи для освобождения Орлеана[226].

Но помощь все же пришла, хоть и была совершенно неожиданной. В конце февраля 1429 года, всего через две недели после Селёдочной битвы, 17-летняя деревенская девушка прибыла в Шинон, где двор Дофина обосновался на зиму. Она проделала путь в 300 миль от своего дома в Домреми, маленькой деревушке в самом восточном углу Франции, на границе герцогств Бар и Лотарингия, и звали ее Жанна д'Арк.

История Жанны д'Арк настолько хорошо известна, что иногда легко забывают, что она также необычна почти до невероятности. Ее молодость, ее пол, ее происхождение — ничего не способствовало тому, что она стала: спутницей принцев, вдохновляющим полководцем, мученицей за веру и страну. Ее короткая, но ослепительная карьера описана в исчерпывающих деталях, и что особенно важно, в ее собственных словах, в протоколах суда над ней в 1431 году, и в словах людей, которые ее знали, в их показаниях на оправдательном процессе в 1456 году. Однако, поскольку она стала и остается такой культовой фигурой, любое обсуждение ее жизни неизбежно погрязает в спорах. Были ли ее голоса подлинными или просто бредовыми? Выполняла ли она боговдохновенную миссию или была лишь политическим инструментом других? Была ли она спасительницей Франции или просто врагом англичан? На некоторые из этих вопросов невозможно ответить, так как это вопрос личной веры или патриотизма.

Что, однако, возможно, так это объективный анализ того, как и почему она вела себя так, как вела, и последствий этого поведения. Например, нет никаких сомнений в том, что она абсолютно верила в то, что ее призвал вернуть Дофина на трон Франции Бог, говорящий через Святых Михаила, Екатерину и Маргариту, которые являлись ей в видениях. Было ли это правдой или нет, не имеет значения, но важен сам факт, что она верила в это. Точно так же убежденность Генриха V в том, что Бог был на его стороне и поэтому вернет ему его "справедливые права и наследство" во Франции, была гораздо более серьезным фактором, определившим его действия, чем простая законность или справедливость этих требований.

Еще одним осложняющим фактором в историях о жизни Жанны д'Арк является то, что они в необычайной степени тенденциозны. Дело не только в том, что она была неграмотной и поэтому зависела от других, чтобы записать ее слова, но и в том, что те, кто записывал ее слова и действия, делали это по совершенно предвзятым причинам: в 1431 году, чтобы добиться ее осуждения как еретички и колдуньи, а в 1456 году, чтобы оправдать ее как невинную жертву ненавистных англичан, которые только недавно были изгнаны из Франции. У обеих сторон были все основания извратить доказательства в своих политических и патриотических целях.

Саму Жанну мало волновали бы такие мелочи. Она начала слышать голоса в 13 лет, рассказывала она позже следователям, но сначала они просто говорили ей быть хорошей. Поэтому она регулярно ходила в церковь, дала обет девственности и вела себя благочестиво, вызвав гнев родителей лишь в двух случаях, во-первых, когда она отказалась выйти замуж за человека из Туля и ей пришлось защищаться в суде за нарушение обещания, а во-вторых, когда по велению голосов она покинула Домреми и отправилась "во Францию"[227].

Хотя сама Жанна не признавала этого, определяющим моментом в ее жизни, по-видимому, стал набег бургундцев на ее деревню в июле 1428 года, когда она и ее семья были вынуждены бежать в безопасное место, в ближайший обнесенный стеной город Нефшато, а вернувшись, обнаружили, что их церковь и деревня сожжены, а поля опустошены[228]. Этот опыт оставил у Жанны стойкую ненависть к бургундцам и, по ассоциации, к англичанам. По-видимому, это послужило причиной ее самого первого публичного поступка — первого из трех визитов к Роберту де Бодрикуру, арманьяку, капитану Вокулера, в 12-и милях к северу от Домреми, от которого она потребовала предоставить ей эскорт "во Францию", чтобы она могла "снять осаду с Орлеана"[229].

Бодрикур, что неудивительно, не очень любезно отреагировал