Какое-то время стояла напряженная тишина. Потом Лаврик,зорко присмотревшись, выпрямился и сказал Мазуру с оттенком нешуточной обиды:

– Стареем мы, Кирилл, молодежь о нас уже и не слышала. Унего штаны совершенно сухие. Не хочу хвастать, но была парочка случаев, когда,заслышав мое скромное имечко, клиенты в штаны мочились… При гораздо болееблагоприятных обстоятельствах.

– Сик транзит глория мунди, – угрюмо сказалМазур. – Он обязательно намочит в штаны, а то и наложит… Можно, сначала яс ним чуточку поработаю? Кое-кого из тех, кого он убил, я никак не намерен емупрощать… Как насчет «крабика» или «щекотухи»? Только нужно рот ему заткнуть, ато весь лагерь перебудит. – Он говорил скучно, буднично, без малейшегонаигрыша. – У меня есть спички и хороший перочинник, а подходящей щепыздесь сколько угодно, от любой доски можно настрогать… Чем же пасть заткнуть?

Лаврик огляделся.

– А вон какие-то тряпки… Сойдет, не барин.

– Вы блефуете, – шелестящим, быстрым шепотом проговорилпленник.

– Очаровательное заявление, – хмыкнул Лаврик. –Никаких воплей о нарушенных правах человека и странности происходящего, неговоря уж о дичайшем поклепе на честнейшего человека… Мы не блефуем, ВадимСергеевич. Вас для того сюда и заманили, чтобы без помех порасспросить. ВШантарске пришлось бы соблюдать кое-какие законы, пусть и не в полном объеме,ну а здесь… Кто вас здесь-то искать будет? Думай, сокол, думай, – протянулон почти равнодушно. – Вышка нынче не присуждается. Будешь активносотрудничать со следствием, появятся кое-какие шансы, сам понимаешь. А коли ужначнем рвать тебя всерьез, будет поздно… Извини за жуткую пошлость, но даю ятебе минуту, и не более того… – И он рывком поднял к глазам часы. – Отсчетпошел…

Мазур смотрел на лежащего, чье лицо даже в лунном светеказалось застывшей маской. С высоты своего богатейшего опыта он прямо-такифизически ощущал, как пленника окутывает тоскливая, тупая безнадежность, неоставляющая ни шансов, ни надежд. Безусловно, в чем-то Лаврик блефовал,откровенно и нагло, – но, как всегда бывает в таких вот случаях,допрашиваемый никак не мог знать, что им известно, а что нет, а значит,пребывал в заведомо невыгодной позиции…

– А как насчет гарантий? – спросил связанный новымголосом, в котором как раз и сквозила эта безнадежность.

– Ага, – фыркнул Лаврик. – На бумажке тебе подпишуи печатью заверю. Что за глупости, Вадик? Ты же не дурак, в конце-то концов… Нукакие тут могут быть писаные гарантии, в нашем-то положении? Вообще, раскладпрост. Когда мы возьмем Гейшу, нам понадобится некто, кто многословно идоказательно станет ее закладывать. А на данный момент ты – самая подходящаякандидатура. Тут и прячется твой единственный шанс, твои гарантии… Сечешь? Нучто, меж нами уже возникла пылкая любовь и единение?

– …твою мать… – сквозь зубы процедил пленник.

Лаврик вновь опустился над ним на корточки.

– Давай договоримся сразу: это было последнее лирическоеотступление, тебе дозволенное. В дальнейшем всякая лирика будет тут жепресекаться посредством квалифицированного битья по организму… Где Гейша, урод?

– На той стороне, в Монголии.

– По своим делам или по заморочкам этих гробокопателей?

– Мне таких тонкостей не докладывают, – огрызнулсяпленник. – Может, так, может, и сяк…

– Логично, – сказал Лаврик. – Значит, ты всостоянии поддерживать с ней устойчивую связь посредством этой спутниковойштучки…

– Странно…

– Что – странно? – рявкнул Лаврик, склонившись над ним.

– Странно, что она не отозвалась. Передатчик так устроен,что вызов ни за что нельзя отключить, лампочка мигает в любом случае,автоматически включается…

– Ну, всякое возможно, – доверительно сказалЛаврик. – Может, она покакать села, а может, потрахаться с кем-то леглапод кустик, отложив рацию в сторонку… масса вариантов, мало ли что… Ты лучшеповедай, есть какая-нибудь точка рандеву? Явка? Заранее условленное местовстречи? Без этого в таких делах просто нельзя, так что вилять не вздумай…

– Есть такое место… – безразличным тоном поведалпленник. – Километрах в трех от границы. Полуразрушенный храм, буддийский,кажется…

– Как романтично… – фыркнул Лаврик.

– Просто место очень удобное, в распадочке, чтобыобнаружить, надо подойти почти вплотную. И ручей поблизости. Мало того, в немможно долго и удачно отстреливаться, строеньице сделано…

Мазур слушал, как он рассказывает ровным голосом, как даетпояснения Лаврику, развернувшему у него под носом при свете фонарика закатаннуюв пластик карту. Полдела сделано, а? Ну что же, клиент попался правильный – онтак легко пошел на сотрудничество со следствием вовсе не потому, что трусливили слабоволен (в этом случае вообще не попал бы в спецназ), простопрофессионал (пусть и не разведки, а спецназа) отлично умеет взвешивать шансы иоценивать ситуацию. Он слишком хорошо знал, что проиграл и шанса нет ниединого, и очень хорошо представлял, во что его превратят при запирательствах.Счастье еще, что он все же сухопутный, и флот тут ни при чем. Есть ещеЧеботарь, но и он, строго говоря, моряк берегового плавания, так что гордость«морских дьяволов» не задета…

«Черт побери, но что же с ним делать дальше? – подумалМазур. – Держать под домашним арестом в одной из палаток, пусть и всвязанном виде? Ерунда какая, рискованно и чревато…»

Лаврик выпрямился. Одной рукой он прятал в карман сложеннуюкарту, а в другой у него поблескивал небольшой прозрачный цилиндрик. Мазур несразу сообразил, что это такое, а догадавшись, невольно поджал губы –вспомнил, как лет несколько назад, когда он сам попал под подозрение, Самарин иего угостил какой-то специфической химией, подавляющей волю, в чем так и не созналсяникогда, прохвост…

– Опять за свое? – хмыкнул он.

– А ты думал? – безмятежно отозвался Лаврик, наклоняясьнад лежащим. Пощупал пульс, оттянув веко, осмотрел глазное яблоко, медленновыпрямился. – Порядок. Здоровый лоб, без малейших изъянов, я его медкартуна базе как следует проштудировал… Ни хрена с ним не случится, проспитсутки-двое как миленький. Забросаем тряпьем, сюда и не ходит-то никто…

– А мы?

– А мы выдвинемся к этому самому романтичному храму завтраже утром.

– Я это себе представлял чуточку иначе, – задумчивосказал Мазур. – Вызовем вертолет с подмогой…

– Когда надо будет, тогда и вызовем, – отрезалЛаврик. – Понял?

– Так точно, – сказал Мазур почти равнодушно.

А Катя вообще промолчала, подчиняясь дисциплине. Ониотволокли тяжелое тело в дальний и самый темный угол, старательно забросалитряпьем и мусором давности этак двадцатилетней, позаботившись, чтобы мирнодрыхнувший пленник мог дышать.