Чем безнадежнее ощущает себя человек в паутине своего страхаи защитных механизмов, чем сильнее ему приходится цепляться за иллюзию, что онво всем прав и совершенен, тем сильнее он инстинктивно отвергает всякий — дажесамый отдаленный и глухой — намек на то, что у него что-то не так и необходимочто-либо изменить,

Карен Хорни

В чуть более зрелом возрасте ребенок начинает бояться,потому что это надо «для полноты картины». Это, наверное, очень странноеобъяснение причин детских страхов. Понимаю. Но есть такой механизм — ничего непопишешь. Ребенок постоянно слышит: «зайчик испугался и убежал», «боялись этогозверя все в лесу», «пришел страшный Бармалей» и так далее. Понятие страха вкультуре существует, а ребенок от культуры отставать не должен, поэтому он,копируя поведение взрослых, часто просто «изображает» какие-то страхи. Еслиродители воспринимают это чересчур серьезно, то ребенок может считать, что егоспектакль удался, зрители в восторге, ну и тут же входит в роль. А как мы ужезнаем из анализа психологии ребенка, границы между реальным и воображаемым унего размыты, так что игра очень быстро может превратиться в своеобразныйритуал «боязни», который ребенок повторяет при каждом удобном случае. Вдругснова он вызовет такую бурю эмоций у своих домочадцев? Чем черт не шутит!

Не помню, чтобы Соня когда-то говорила, описывая своесостояние, «боюсь» или «страшно». Но вот мы пошли в детский сад… Через какое-товремя происходит следующее. Соня замечает меня, когда я перехожу из однойкомнаты в другую, и отчетливо говорит: «Папа, я боюсь! Боюсь-боюсь! Мнестрашно!» Тут надо сказать, что папа у Сонечки психотерапевт, и у него уже науровне рефлекса оценка глубины, силы, прочувствованности, так сказать,эмоциональной реакции. Настолько до автоматизма отработан этот навык, что втеатр не могу ходить — постоянно чувствую себя там Константином СергеевичемСтаниславским. Не верю, и баста!

И вот смотрю сейчас на Соню… Понимаю — играет, изображаетстрах. Сама, может быть, и не понимает этого, но играет. Тут папа улыбается иговорит: «Да ладно! Сонечка самая смелая девочка на свете! Она всех победит!»,и иду своей дорогой. Краем глаза, конечно, наблюдаю за Соней. Она смотрит наменя несколько разочарованно. Я кидаю ей через плечо: «Самая смелая девочка!Просто герой!» — и иду дальше. Через какое-то время ситуация повторяется, но вответ Соня слышит все то же самое, правда теперь я об этом рассуждаю со всейсерьезностью — мол, Сонечка смелая, она совершенно не может никого бояться итак далее.

И вот через пару дней следующая зарисовка: Сонечкарассказывает мне о том, что ее любимый мишка очень боится и «его надо положитьв коляску, чтобы он не боялся». Мы это делаем, а папа добавляет: «Сонечка отвсех защитит своего мишку!» А еще через пару дней мы с ней уже играем «вволков»: сначала от них прячемся, а потом (заметьте — не я это предложил!)выскакиваем на них и стреляем из воображаемых пистолетов! Волки, разумеется,повержены, Соня торжествует.

Для того, чтобы закончить разговор о такого рода —«выученных» — страхах наших детей, приведу еще один простой, но оченьпоказательный пример. Одна из моих пациенток, у которой уже собственные детивыросли, страдала от страха грозы. Не панически, конечно, просто во время грозыей становилось неуютно, дискомфортно, тревожно. Как выяснилось, в детстве еелюбимая бабушка прятала ребенка под кровать всякий раз, когда начиналась гроза.Зачем бабушка это делала — сказать сложно, но, учитывая тот факт, что онавыросла в эпоху, когда электричество еще казалось магией, понять ее поведениеможно.

Если человек в состоянии существовать без пугала, значит, онпо-настоящему благовоспитан и умен.

Уильям Хэзлитт

По сути, бабушка просто научила ребенка, что надо боятьсягрозы, и этот выученный страх сопутствовал моей пациентке до самого что ни наесть зрелого возраста. В этой связи, имеет смысл серьезно подумать о том, какимстрахам своего ребенка обучать надо, а каким — дело совершенно лишнее.

Но все же главные страхи ребенка формируются у негонесколько иначе, с нашей, так сказать, помощью. Да, есть механизм обучениястраху через имитацию: мама боится, а ребенок отсюда делает вывод, чтоопасность велика, и поэтому тоже боится. Но все же главная часть детскихстрахов формируется родителями целенаправленно. Признаемся себе в этом честно:нам кажется, что мы вполне можем, время от времени и при определенныхобстоятельствах, припугивать нашего ребенка. Ну, в педагогических целях, разумеется…И это бывает даже эффективно. Скажешь ребенку, что если он будет плохо себявести и капризничать, то ты его или дяденьке милиционеру отдашь, или в магазинвернешь, откуда его взяли, он, понятно, перепугается и утихомирится. Наминуту-другую… Ну, чем не метод? Вполне можно использовать. Можно, но не нужно.

Какие результаты дает эта, не побоюсь этого слова —«вершина» педагогического искусства? И как все это безобразие скажется потом напсихике нашего ребенка? Ну, результаты, прямо скажем — не ахти, а вот сказатьсяони могут по полной программе. Родители для ребенка — это люди, которые самимфактом своего существования гарантируют его защищенность. Так?.. Несомненно!

В дурно воспитанном человеке смелость принимает видгрубости, ученость становится в нем педантизмом, остроумие — шутовством,простота — неотесанностью, добродушие — льстивостью.

Джон Локк

И вот эти родители начинают ребенка пугать, и не чем-нибудь,а тем, что они его бросят, отдадут куда-то, оставят одного, в лучшем случае —лишат его радости, опеки и поддержки. В общем, накажут тем или иным«отлучением» от себя как от Святой Церкви. И проблема даже не в том, чторебенок будет думать, что ему грозит нечто подобное (хотя многие дети, особеннопо малолетству, как раз так и думают), а в том, что он будет думать, что он неможет рассчитывать и полагаться на своих родителей. Поскольку же пока они — егомир, то, значит, он и на мир полагаться не имеет никакой возможности. А это ужепопахивает самой настоящей катастрофой.

Не знаю, о чем думают родители, когда они говорят ребенкунечто подобное: «Такой засранец нам не нужен!», «Ты отвратительный, я тебялюбить не буду!», «Ты не выполняешь моих требований, а поэтому не рассчитывай,что я стану тебе помогать!», «Если ты не прекратишь реветь, я с тобой больше небуду разговаривать!», «Все! Не смей теперь подходить ко мне ни с какойпросьбой!», ну и так далее.

Когда у родителей не получается добиться от ребенка«правильного поведения», они начинают мучиться комплексом родительскойнеполноценности. С одной стороны, «неправильное поведение» детей иллюстрируетих родительскую несостоятельность. С другой стороны, испуг, который испытываютдети, когда их «припугивают», помогает родителям восстановить реноме,почувствовать собственную значимость и ценность. Поэтому иногда у менявозникает стойкое ощущение, что все эти угрозы родители произносят только длятого, чтобы поднять собственную самооценку.

Переживая состояние абсолютного бессилия, не зная, как бытьс непослушным ребенком, родители своими угрозами демонстрируют ему, да и самимсебе, честно говоря, свою несокрушимую и недюжинную силу. По сути, этиродительские угрозы — есть не что иное, как манифест: мол, я — все, а ты —ничто. Правдами и неправдами родители пытаются сформировать у своего ребенка«комплекс ничтожества», ведь если ребенок сам по себе «плохой», то и страданиеродителя понять можно, и его эмоциональные срывы оправданы. Вот так сами ссобой играем, не понимая, что подобное подсознательное выяснение отношений ссобственным ребенком есть не что иное, как борьба с чувством собственнойнесостоятельности.