– А я бы сейчас палец дала себе отрезать за пакетик тех конфет, – объявила Айрис. – И я нисколько не преувеличиваю.

Эбби перевела взгляд вверх, на Айрис, но поддерживать разговор явно не стремилась. Она возилась со своим обручальным кольцом, примеряя его на разные пальцы. Безымянный стал слишком тонким. Кольцо она начала носить недавно и надевала только в спальне, где не было камер. Выходя из комнаты, она прятала его в карман. С мужем она развелась много лет назад, еще на Земле.

– Нет, правда, – не унималась Айрис. – Раньше я редко их ела, но сейчас точно не отказалась бы. Жертвую любой палец, даже указательный. Вот, можешь отрезать у меня указательный палец на правой руке…

– Брось, подруга. Лично я голову дала бы отрезать к чертовой матери за кусочек чизбургера.

Эбби проснулась в дурном настроении. Никта ее напрягала.

Семь лет – на Земле довольно долгий срок: можно трижды влюбиться и разлюбить, сменить профессию, произвести на свет несколько новых человечков, постареть. Ничего из этого ни с Айрис, ни с Эбби с момента появления в Центре не произошло. Разве что в волосах добавилось по паре седых прядей да кожа побледнела до болезненного оттенка. Они легко приобрели честную худобу, о которой когда-то мечтали, но это принесло им мало удовольствия – ведь каждый день они одевались в одни и те же сильно поношенные и бесформенные вещи.

Все заметно изменились. За несколько лет Норман из любимого всеми босса превратился практически в отшельника и редко показывался на глаза. Когда он все-таки появлялся на публике, то вел себя как сверхзанятый начальник, весь в своих мыслях. Вот уже больше месяца никто его не видел. Все полагали, что он скрывается в жилых помещениях для руководства, где Айрис так и не довелось побывать. Эбби регулярно туда заходила, поскольку ее назначили производить там уборку. Ничего особенного, говорила она.

Айрис свесилась со своего яруса с планшетом наготове – сделать снимок. В окне виднелись пристройка номер один, гектары персиково-розового песка и, немного ниже, переливающаяся в отдалении и окруженная лесом темно-синяя вода Нового озера Мичиган. Все как всегда.

– Неужели это все никому не надоело? – поморщилась Эбби. – Мне вот, например, надоело.

Людям может надоесть что угодно, даже жизнь на другой планете.

Айрис набрала на планшете:

Доброе утро, земляне! На Никте наступил еще один прекрасный солнечный день. Желаю вам хорошо провести воскресенье, где бы во вселенной вы ни находились

И нажала «Отправить». Она всегда добавляла свое имя, чтобы внести в сообщение личную нотку. Последовала короткая заминка, пока кто-то в зале управления проверял пост, затем появилась голубая галочка. Это означало, что пост одобрен и отправлен на Землю, где будет снова проверен и затем, хотелось бы надеяться, станет доступен миллионам людей. Иногда, если пост забраковывали, вместо галочки высвечивался красный крестик, но с Айрис такого давно не случалось – она научилась делать их совершенно пресными. Она не видела ни лайков, ни комментов, ни даже самих постов. Все, что ей доступно, это нажать «Отправить». Ни взаимодействия, ни вовлеченности, ни скроллинга, ни унылой зависти к чужой жизни, ни пристрастия к лайкам – привычному горьковато-сладкому шепоту дофамина: «Я тебя отметил».

Намного легче, чем работать во «Фридом энд Ко». Никакого начальства, сама определяешь себе часы работы, не надо делать презентаций, и от тебя практически ничего не ждут. Если она перестанет размещать посты, вряд ли кому-нибудь будет до этого дело.

Айрис перебралась на койку Эбби и, как каждое утро, легла с ней рядом валетом. Они болтали об Элиасе, но Эбби больше отмалчивалась.

– Да ты просто поговори с ним, подруга, черт бы тебя побрал, – наконец высказалась она.

– О господи, ладно. Грубить необязательно.

– А я и не грублю. Просто даю совет. – Эбби уставилась в одну точку, избегая встретиться взглядом с Айрис. – Я встаю. – Вытащив ноги из-под головы подруги, она взяла посеревшее полотенце и вышла.

Эбби придерживалась земного обычая каждое утро принимать душ. Айрис вставала под душ раз в неделю. Ей казалось, что здесь от нее не пахнет. Вот на Земле от людей почему-то воняло. К тому же это позволяло использовать свою еженедельную десятиминутную норму, которую ввели на пятом году, за один присест. Айрис залезла под простыни и одеяла, вдыхая запах Эбби. Пахло сладким и несвежим, как от прогорклого раскрошенного печенья. На Земле это показалось бы Айрис противным, но здесь нравилось.

С Земли никто за ней сейчас не наблюдал. В спальнях камер не было, хотя некоторые утверждали, что Норман видит все: с помощью скрытых камер, телепатии, магии. На всякий случай она накрылась одеялом с головой. Так, в темноте, легче вообразить, что она на Земле. Если бы можно было щелкнуть пальцами и снова там очутиться, она бы не колебалась ни секунды. Вернуться в Лондон, к своей работе, к своим несчастьям, квартире, постели, к тому вечеру четверга на Земле, когда Рич рассказал ей про «Жизнь на Никте». Будь у нее малейшая возможность вернуться, то она так бы и сделала – легко, как Дороти из «Страны Оз», постучав пяткой о пятку своих красных башмачков. Айрис закрыла глаза и принялась постукивать босыми ногами одна о другую.

– Нет места лучше, чем родной дом, – повторяла она. – Нет места лучше, чем родной дом.

Ничего не происходило.

Ну, вот оно, вот оно. То самое чувство. Паника. Она струилась от сердца к коже. Обхватив себя руками, Айрис подождала, пока ужас отступит, а потом стянула с лица одеяло и, не открывая глаз, вдохнула искусственный кислород.

– Возвращайся на Землю, – прошептал кто-то ей прямо в ухо.

Женщина.

– Эбби? – Она распахнула глаза, оглядывая комнату.

Голос был низкий, настойчивый и вроде бы знакомый. С британским выговором – лондонским или юго-восточным. До нее донеслись голоса Рава и Витора. Они шли по коридору в кафетерий и над чем-то смеялись. Всю сознательную жизнь Айрис ждала, когда сойдет с ума. Когда ее накроет настоящее безумие – такое, которое переплавляет действительность. На Земле оно всегда караулило за углом, готовое наброситься, но на Никте Смог отступил.

– А, это ты, – проговорила она, делая вид, что не боится.

Ей не ответили. В комнате никого не было.

* * *

Утром в кафетерии было многолюдно: переговаривались взрослые, визжали дети – радовались жизни и жуткому завтраку, который им не с чем было сравнить. В последний год качество еды резко упало. Айрис не знала почему. На ферме она, как и большинство никтианцев, не работала уже с шестого года – в зале управления решили «рационализировать» производство