Айрис открыла глаза. Зонд убрали. Некоторое время она нежилась в тепле и уюте, паря между состояниями бодрствования и сна. Но тут же вспомнила, где находится, и подумала: «Черт возьми, я это сделала». Она отстегнула ремни, поплыла сначала к потолку, но, схватившись за койку, подтянулась к полу и занялась растяжкой конечностей. Волосы и кожа сделались жирными. Глаза Эбби были все еще закрыты. Айрис, совершив кульбит в воздухе, хихикнула.

– О боже, – открыв один глаз, сказала Эбби. – Я не могу пошевелиться.

Их пригласили в носовую часть корабля, туда, где трудилась техническая команда. Собрались все участники – они терли глаза и жутко выглядели, все держались за стены или друг за дружку, чтобы куда-нибудь не уплыть.

– Мы уже почти на месте, – сказал Джонни, пристегнутый к сиденью австралийский авиатехник. – Мы не могли допустить, чтобы вы этого не увидели.

Он нажал на кнопку. Панель сдвинулась, открыв взорам три больших иллюминатора. Все с шумом выдохнули. Перед ними возник космос – такой, как показывали по телевизору, черный и недосягаемый, только теперь они находились в нем, и он окружал их со всех сторон. Джонни показал им разный мусор – то, что случайно забросило сюда из Тихого океана через подводный канал: пучки водорослей, рыб, акулу, огромного кита в белых разводах – все это навечно осталось парить в космосе. Участники изумленно ахали.

– А это наше новое солнце, – продолжал Джонни, указывая на оранжевую звезду, которая становилась все ярче и ярче. – Только, пожалуйста, не смотрите прямо на него. А вон там наш новый дом, планета Никта.

Послышались радостные восклицания и аплодисменты, все стали обниматься.

Никта оказалась розовым пятнышком цвета вареной семги, все еще маленькая и казавшаяся далекой, парящей где-то в будущем. А еще дальше сияли мириады звезд – везде, вокруг них, со всех сторон.

Никта

Семь лет назад

17

Год первый

Каждую пятницу от работы на ферме все руки у Айрис были в засохшей земле. После смены она шла в душ и усиленно отмывалась, но под ногтями и на пальцах продолжала чернеть грязь. Наконец Айрис решила, что это ей даже нравится: своего рода татуировка. Иногда она ловила себя на том, что нюхала пальцы – от них шел восхитительно острый, несвежий, органический запах.

Каждый день она несколько часов читала. Научилась делать мыло из отходов пищевого жира и едкой щелочи. Неожиданное удовлетворение приносили смены по уборке с Юко и Стеллой. На Земле она убиралась редко: только когда в квартире становилось невозможно находиться или когда жаловалась Киран. Она делала снимки Центра и пейзажей за окнами, писала к ним содержательные тексты и щелкала «Отправить». Она занималась физическими упражнениями больше чем когда-либо на Земле, и ее тело подтянулось и окрепло, как она всегда хотела.

Первый год на Никте тянулся для Айрис медленно и приятно, как раньше тянулось лето.

Что творилось на Земле? Наверное, там было мало хорошего. Глобальный кризис, кошмарные новые лидеры, непереносимые страдания, возможно, Третья мировая война. На Никте событий подобного масштаба не происходило.

Айрис не слышала ни о чем плохом, и ей жилось так, будто ничего этого и нет. Неведение успокаивало. Помогало заглушить гул тревоги, который так долго ее сопровождал. Так, вероятно, чувствовали себя наши предки в далеком прошлом: каждое племя занималось только делами живущих в нем людей.

Иногда бывало скучно. Иногда ей не хватало и плохих новостей.

Прошло несколько месяцев, и Ганс прямо в гостиной жутко поскандалил с Майей из Канады. Это было то еще зрелище. Он возвышался над ней сантиметров на тридцать; она кричала, он вел себя сдержанно. До этого у них случился мимолетный роман, и теперь он пытался от нее отделаться. Еще несколько человек сидели на диванах, стараясь на них не пялиться.

– Как можно так обращаться с людьми!

– Майя, как именно?

– Как с дерьмом! Я тебе не проститутка какая-нибудь, черт возьми!

Кто-то что-то пробормотал ей в поддержку.

У Ганса на лице читалось страдание. Он терпеть не мог конфликтов.

– Знаешь что, давай обсудим это в другом месте.

– Не хочу в другом месте.

– Может, нам уйти? – прошептала Айрис.

– Ты что, шутишь? – не согласилась Эбби. – Это даже лучше, чем телевизор.

Майя решительно вышла, а Ганс, присоединившись к остальным, спокойно признался, что на Земле он бы просто заблокировал ее на мобильнике и больше никогда бы не увидел.

Разборки продолжались еще пару недель, пока он в конце концов не извинился перед Майей.

На Никте не было путей к отступлению. Никакой возможности кого-то игнорировать. Вряд ли получится не замечать того, кто постоянно рядом, а во время обеда сидит за соседним столом. Можешь пару дней в упор не видеть человека, но в конце концов придется, так сказать, впустить его обратно. «И это хорошо, – думала Айрис. – Все научатся обсуждать проблемы, выстраивать отношения, а не разрывать их и не стремиться к новым». На Никте новых людей просто не было.

«В каждом человеке есть что-то хорошее», – бормотала она себе под нос, уходя с фермы. Шон всю смену ворчал на нее, даже ругался: то у нее не получалось, это не выходило. «В каждом человеке есть что-то хорошее, – повторяла она. – В каждом человеке есть что-то хорошее. В каждом человеке есть что-то хорошее».

Но месяцы проходили, и у нее стало проскальзывать желание встретить кого-то незнакомого. Даже не встретить – просто увидеть. Взглянуть в лицо, оценить прическу, походку, манеру говорить.

А еще больше она мечтала побыть одной, хотя бы иногда, как раньше, на Земле. По воскресеньям, когда Киран проводила время с Беном, Айрис просыпалась, набрасывала халат, готовила чай с тостом, в постели смотрела Netflix, прочесывала интернет и даже спорила с какими-то незнакомцами в сети. При этом можно было не улыбаться и не произносить ни слова.

Временами ее стала раздражать даже Эбби – своим ироничным тоном, манерой закатывать глаза. Даже Рав, который слишком много улыбался, и Витор, который улыбался мало и считал, что все знает.

Но это чувство было недолговечным, во всяком случае, в первый год. На следующее утро Айрис просыпалась в хорошем настроении, шла на завтрак, болтала с друзьями и снова их любила. Тогда она смотрела в окно, на ярко освещенный розовый песок и думала: «Да».

Никта

Настоящее время

18

То, по чему она скучала сильнее всего

Море. Любое. Стоять на берегу и ждать, чтобы прохладная вода плеснула тебе на ноги. Реки, ручьи, пруды и