– Что ты можешь сказать о качестве экспертных исследований, экспертиз по делам о наркотических преступлениях?

– Классика. Я вчера беседовал с одним человеком, и он рассказывал любопытный случай. Эксперт, исследующий вещество, пользуется приборами, которые фиксируют количество проведенных этой аппаратурой исследований. И количество проведенных исследований по одному делу на практике оказывается не 300, как заявлял эксперт, а 50. Экспертиза по наркотикам сейчас вообще не экспертиза, а уже готовые исследования, куда вписывают данные. Это система, и ты связан теми задачами, которые ставятся перед учреждением. Сотни тысяч дел расследуются конвейерно. Мы требуем соблюдения законодательства, а нам говорят, что не могут этот объем выполнить качественно, как того требует разумный научный подход к экспертизе наркотиков, ведь им надо сделать отчетность. Эксперт химик Дмитрий Гладышев изучает десятки или даже сотни экспертиз в месяц, и из них не каждый месяц бывает хоть одна, проведенная качественно. Экспертизы по наркотикам либо вообще не проводятся, а рисуются, либо проводятся с пониженными к ним требованиями. При этом технические возможности есть. В начале 2000-х экспертно-аналитические учреждения не могли из-за низкого уровня оснащенности определять количество вещества в смеси. Сейчас есть возможность, но нет экспертов и желания. Экспертизы по наркотикам часто проводят не химики, а люди самых разных специальностей – инженеры, биологи, учителя, фармакологи, но у них недостаточный уровень знания химии и соответствующих методик. Они ничего не умеют, кроме как положить вещество на прибор и посмотреть, что тот выдаст. Мы недавно назначили повторную экспертизу в Минюсте, это уже следующий уровень считается, там тоже химическую экспертизу проводила фармаколог, которая явно не обладает необходимыми знаниями. Она может выявить, что в смеси есть наркотик, но определять полный состав смеси она не умеет.

– То, что ты рассказываешь, очень страшно. У тебя же есть понимание, что изменить ситуацию можно только комплексно? Это ведь очень долго, нужно вырывать с корнем то, что есть, и строить новую систему, я тебя правильно понимаю?

– Как мне кажется, есть возможности реформирования. Я оптимист, думаю, что можно это сделать, не вырывая с корнем, а изменив законодательство и приоритеты ведомств. Законодательство очень важно менять. Была попытка дифференциации ответственности, но для этого использованы примитивные способы – ужесточение наказания за некоторые преступления. А я вот уверен, что эффективным будет только выведение хранения, низкоуровневого и социального сбыта из тяжких и особо тяжких преступлений. Таким же образом изменятся приоритеты, нужно не повышать ответственность за использование большего количества наркотика, а выводить из категории тяжких преступлений деяния с 10–50 дозами.

– Ты начал с того, что всю тяжесть ситуации понимают те, по кому каток проехался или едет сейчас. А что сделать, чтобы другие тоже стали понимать?

– Здесь мы видели все это на небольшом отрезке времени с момента задержания журналиста Ивана Голунова до выступления президента, сказавшего, что не нужно менять законодательство. Это отрезок, который показал, что какая-то часть системы повернулась в сторону того, чтобы рассказать обо всех злоупотреблениях, изменить законодательство и практику. Но все телезрители федеральных телеканалов, принимая участие в голосовании, выступали за ужесточение наказания за наркотики, потому что на протяжении десятилетий идет массовая пропаганда, основанная не на научных данных, а на страхе. Налицо наркофобия, нам говорят, что наркотики – как терроризм. Поэтому, даже когда система захочет поменяться, тормозом будут те, кому сказали, что ни в коем случае нельзя давать никаких поблажек наркоманам. И очень сложно донести правду до этих напичканных страхом людей. Они не верят, что можно изменить ситуацию не силовыми методами, а социально-медицинскими – не посадив, а предложив бесплатное и анонимное лечение например. Ключевой момент в работе с населением – рассказывать, что применяемые сейчас меры не работают.

руководитель Московской городской коллегии адвокатов «Форт»

– Когда говорят о фальсификации уголовных дел, что только в голову не приходит. Чаще всего это наркотики и кража. Когда систематизирую дела, которые я считаю сфальсифицированными, вижу, что примеры таковых есть у всех моих знакомых адвокатов. И у тебя. Вроде как бы налицо атрибуты уголовного дела, а, по сути, события нет. Дело Шевченко – уголовное дело или очередной полуфабрикат?

– Я тебе проще скажу. Первое, что предъявляется, – участие в деятельности организации, которая на территории России признана нежелательной. Иностранной неправительственной организации. То есть должно быть иностранное юридическое лицо, зарегистрированное в форме некоммерческой организации. Понятия «НКО» как такового в России нет, есть некоммерческие организации. Говорят, что есть такая организация, как общественное движение «Открытая Россия», она имеет британское происхождение и должна быть зарегистрирована на территории Англии, Уэльса либо Великобритании в целом. Так вот, месяц назад я получил документ от британского нотариуса, из которого следует, что она смотрела сайт – британский реестр, где содержится список всех зарегистрированных юридических лиц, – и организаций с подобным названием не было и нет. То есть Генеральная прокуратура в ходе проверки материалов, для того чтобы признать деятельность движения нежелательной (опять же, движение это российское, созданное в соответствии с законом об общественных объединениях), создала некий фейк, фейковую нежелательную организацию с регистрацией в Великобритании.

Великобритания говорит: «Нет у нас такого юридического лица, вы это нам не подкидывайте». Мною получено заключение специалиста, которая, исходя из анализа уставов трех редакций общественного движения, сделала вывод, что оно создано в соответствии с российским законодательством. Все это было упаковано в большое ходатайство, чуть ли не с картинками, все было разжевано для следствия – Главного следственного управления Ростовской области.

Что делает следователь? Следователь приобщает все, кроме одного – вот этих двух справок от нотариуса. Потому что иначе оказывается, что британских организаций-то таких нет?! И, получается, Генеральная прокуратура обманула?

Вопрос: фальсификация это? В целом, скажем так, нет никакого отдельного созданного следствием документа, который можно было бы расценивать как подложный, поддельный. Но данные о деятельности организации в целом сфальсифицированы.

– А документ Генеральной прокуратуры?

– Да, решение Генеральной прокуратуры о признании деятельности общественного движения нежелательной на территории России можно назвать фейком. В основу всего можно положить этот документ, на основании которого было два административных дела по статье 20.33 КоАП РФ[9] у Шевченко, а потом уже за то, что она участвовала в согласованном митинге в парке в Ростове, на каком-то там собрании, посвященном правозащитной и политической деятельности, ее поместили под домашний арест, и ей грозит срок от двух до шести лет, это тяжкая статья. Во время домашнего ареста у Шевченко в жизни происходят разные события. В том числе смерть старшего ребенка, к которому она просилась. Настя действительно очень тяжело это все переживала, я был свидетелем. И знаешь, до таких мелочей доходило… Болит зуб, она пишет ходатайство, следователю относит, три дня ждет ответа – отказ. Я звоню следователю, говорю: что происходит? Вы хотите, чтобы шоковое состояние было у Насти от боли? Вы не понимаете, что такое острая зубная боль? Приезжает скорая, и мы ничего не в состоянии сделать. Скорую можно вызывать, но она не может оказать помощь.