Так, пятясь и держа винтовку наготове, он и добрался до дома.

Но никто не выстрелил – и даже попытки не предпринял.

Что уж тому причиною послужило – бог весть!

Но добежали они все до здания целыми и без препятствий со стороны осаждающих.

Однако по нервам ему словно тупою пилой водили…

* * *

И только когда за спиною закрылась входная дверь, он обессилено привалился к стене – пронесло!

А тут уже хлопотали казаки, перевязывая раны своего командира.

Пленнику без лишних церемоний скрутили руки да пихнули в угол – сиди тут!

– Счастлив твой бог, Степаныч! – крякнул кто-то из отрядников. – Такого ухаря захомутать – народ-то, поди, обзавидуется теперича!

– Не токмо моя в том заслуга! – покачал головою тот. – Вона, Их Благородию я по гроб жизни обязан буду! Кабы он ту тварюку не завалил… Там меня бы и срубили! На себя он весь удар принял, чуть не сомлел прямо на месте! А меня – закрыл! Собою, телом своим! Я уж думал – всё…

Урядник поднялся и, подойдя к Сиверцеву, низко поклонился в пояс.

– Благодарствую, Ваше Благородие! До смертной доски то помнить стану!

– Пётр Степаныч… Да… Право, не стоит так-то уж… Что ж я такого-то сделал? Турка – вы и сами…

– Слыхивали мы за ту тварь, что вас тама, на площади шандарахнула. Меня тож малость накрыло – я и вспомнил… Ещё деды наши про то сказывали. Да и слухи всякие за турка нашего – они ж тоже не на пустом месте ведь возникли! Вона, стал быть, на что он, подлюка, ставил-то! На удар подлый!

– А… Как оно так всё…

– Видеть тварь та должна жертву свою – немочно ей, не видючи человека, зло сотворить. Вот, значит, для чего там забор-то и ломали – наблюдать он то место мешал! И отчего все башибузуки оттудова ушли, тоже теперь понятно – не можно нормальному человеку с ним рядом быть, плохо ему будет.

– А… Что… Что это за тварь-то такая?

– Так вы его видели?

Антона аж передёрнуло.

– Да… И не попусти господь такое ещё раз увидать – даже и во сне!

Все казаки перекрестились.

– Вот, значит, с кем эта подлюка снюхалась… – кивнул Кафтанов, покосившись на Рауфа. – Ну, моли своих богов – или кто там у тебя теперь есть – чтобы тебя токмо суд гарнизонный судил! Попался бы ты мне в руки – да посреди леса…

Васятка недобро прищурился.

– Дак… Пётр Степаныч… Тут, хоча и не лес…

– Не… Нужен этот чёрт рогатый командирам нашим… Пока нужен ещё…

Сиверцев хлопнул себя по лбу.

– Совсем забыл! – Антон обернулся и поднял с пола саблю турка, которую он подобрал на месте поединка. – Вот, держите! Ваш законный трофей!

Урядник повертел в руках саблю.

– Добрый клинок… Жаль, что такому злодеюке достался! Сталь – первейшая, это уж я точно сказать могу! Дамаск! А ну-ка… – кивнул он на турка. – Там у него и ножны, однако, есть…

Сей момент с пленника содрали ножны и принесли командиру.

Тот вложил в них клинок, полюбовался – и протянул саблю подпоручику.

– Держите, Ваше Благородие! От меня – за дело! Кабы вы меня телом своим не закрыли – лежать бы мне на той площади! Не побрезгуйте, что турка поганого оружие – к честной стали грязь не липнет!

– Так… Степаныч, это ж твой трофей!

– Дак и право моё им распорядиться – тоже за мной!

– Идут! – прервал разговор дозорный. – Вона, за домами опять перебегать начали!

– Вот те и клятва басурманская… – вздохнул казак. – По местам все! Пашка – за турка головою отвечаешь! Он нам покудова живым нужон!

Сиверцев, подхватив подаренную саблю, бросился наверх – на свою прежнюю позицию…

Что-то внезапно зашипело за спиною, хлопнуло…

От миски с порохом поднимался дым.

«Ага… Вот, значит, как? Приберегали эту подляну на последний момент? А что… Рауф в поединке «честно» побеждает Кафтанова, а осаждённые казаки, не желая сдаваться, подрывают себя сами? И ведь вполне достоверно могло бы выглядеть! Ну, уж нет – не выйдет у вас такая задумка!», – сообразил подпоручик.

И уже через минуту в пыль рухнул очередной абрек…

Хорошо, что снятая с бородача патронная сумка оказалась полнёхонька – у казаков внизу теперь поприбавилось боеприпасов.

И окна полыхнули вспышками выстрелов.

Первый натиск удалось отбить – атака оказалась плохо и наспех организованной и успеха не достигла. Нападающим не удалось приблизиться к дому даже и на полста шагов – не выдержав огня, они отступили под прикрытие стен и заборов.

А подпоручик успел записать на свой счёт ещё одного злодея…

Но вот тут…

Засев за укрытиями, горцы начали сосредоточенный обстрел дома из всего, что только могло стрелять.

Ранило ещё двоих внизу, Антону пули сбили папаху и слегка ободрали щёку.

Ерунда! От такого не умирают!

И из окна дома неподалёку свесился вниз ещё один стрелок.

Сиверцев уже потерял счёт времени, он считал про себя только количество выстрелов, которые у него ещё оставались: «Восемнадцать… Это сколько же я тут уже сижу? И ведь многие пули достали-таки цель! А они всё лезут! Сколько ж их там?!».

Перезарядка, приложиться к винтовке, подвести мушку под цель – спустить курок…

Есть! Ещё один!

Антон с горечью подумал: «Одиннадцать! Всего одиннадцать выстрелов в запасе осталось! Правда, есть ещё три заряда в пистолетах… Но из них стрелять можно только в упор… Да…».

– Всем смотреть! – донёсся снизу голос урядника. – Опять бусурмане что-то там затеяли!

«Десять…».

Выдержка из письма

«… а в довершении повествования моего, дражайшая моя Варенька, спешу вам сообщить новость зело любопытную!

Приказ командира полка исполняючи, выдвинулись мы со всем эскадроном в место известное. Но догнал вскорости нас казак с письмом, кое адресовано было любому командиру, который ему по дороге встретится. И писано сие послание было добрым знакомым нашим – Антоном Сиверцевым, что ныне при генерал-квартирмейстере нашем, генерале Богданове, службу правит.

Ссылаясь на приказ командования, просил Антон помощи незамедлительной всеми возможными силами. Ибо ситуация того зело требовала.

Остановив эскадрон, развернул я его следом за посыльным. Тако же и полуроту пехотную, что за нами следовала, в ту же сторону направил. Для чего, остановив попутный обоз, велел все повозки освободить, да солдат на них и усадить – для скорости передвижения.

Долго ли коротко, а к аулу брошенному мы вскорости подошли. Ещё на подходе были нам слышны выстрелы, а ближе подойдя, разобрали мы и крики яростные, что горцы по обыкновению своему в бою постоянно произносят.