Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Мы поговорим, палач… мы поговорим… но не сегодня…
* * *
После быстрого ужина я оставил сильгу заботам пришедшей Хризары, а сам, перед тем как позволить себе погрузиться в горячую ванну, сначала решил наведаться в конюшню, не забыв прихватить с собой три крупных ломтя круто посоленного хлеба и столько же желтых спелых яблок.
Убедившись, что мальчишка, помощник конюха, хорошо сделал свое дело, как положено обиходив лошадей, наградил его парой медяков и, добавив еще один, послал за кружкой эля. Обычно много хмельного я не употребляю, но сегодня… сегодня можно. Скормив лошадям угощение, я взялся за щетку и неспешно принялся за, пожалуй, лишнюю, но так нравящуюся лошадям чистку. Я знал, что на чурбане у поленницы меня дожидается старый Маквор, что уж точно не забыл прихватить туда еще один кувшин эля. Но это позже… сначала мне надо окончательно успокоиться и для этого нет ничего лучше, чем простая мерная работа. Начав с уже расчесанной гривы, я принялся работать щеткой, стараясь выгнать из себя взбудораженность и вернуть спокойствие. Но мысли будто сами собой все время возвращались к недавним словам сильги.
Слишком мало она рассказала. Я толком и не понял ничего. Но… вроде как и не об этом я собирался спросить. Что-то туманное и цепкое засело у меня в голове, терзая разум, но никак не желая обретать отчетливые формы.
Видать я забыл про щетку и лошадь недовольно фыркнула, мягко ткнула меня плечом. Мол раз начал — продолжай. Я продолжил чистку, медленно продвигаясь сверху вниз.
Что тревожит меня?
Пережитое?
Нет… пусть я и испуган, но в жизни мне не раз приходилось сталкиваться с куда большей опасностью. Это не страх. Да и взбудораженность мне не в новинку. Все привычно. Еще немного эля, немного спокойной беседы, тихий чуткий сон до рассвета и от волнения не останется и следа.
Тогда что тревожит меня?
Что?
Продолжая равномерно работать щеткой, я прикрыл глаза и позволил мыслям свободно течь, больше ни о чем себя не спрашивая и просто наблюдая со стороны.
Мы с сильгой распрощались с Нимродом. Он, скользя в грязи, спешно поднимается по тонущей во тьме тропе. Мы же неспешно входим внутрь, освещая путь трескучими чадными факелами. Над нами скользит как живой влажный и бугристый свод погребальной пещеры. С тихим плеском где-то льется вода. Вот и первые могильные холмы. Выложены камнями — камешек к камешку поверх глины, что проглядывает в щелях. А вон та могила еще не выложена камнями, но пара небольших совсем корзинок уже стоит рядом, и я мельком замечаю в них светлые камни. Глиняная основа уже нанесена и тщательно выглажена, хотя кое-где глины не хватило на то, чтобы закрыть глубокие щели между кусками породы, из коей сложены эти возвышения над мертвыми телами приговоренных. На вершине могилы еще более скорбный крохотный увядающий желто-синий букетик полевых цветов…
Вот оно!
Выронив щетку, я замер в ошеломлении, слепо уставившись на тускло горящую на столбе масляную лампу.
Вот оно!
Вот что терзало мои мысли и не давало покоя все это время!
С самого начала я удивился тому насколько красиво это каменное обрамление могил! И за мгновение до первой атаки матерого кхтуна я углядел ту могилу и следы отпечатавшихся в глине пальцев, когда чьи-то руки старательно уминали податливый материал. Десять четко отпечатанных в глине тонких длинных пальцев. И столь же мелкий и неглубокий след деревянного башмачка в грязи у той могилы…
Я помню брыкающиеся ноги хрипящего Нимрода, помню какие следы он оставил своими сапогами на моем плаще и штанах — большие следы! Следы взрослого мужа! И я помню, что у него нет пальцев на одной ладони, а те что остались не слишком длинны и очень толсты.
— Женщина — выдохнул я, делая крупный шаг и сдергивая со стены уздечку — Там была женщина!
— Это не ваша, добрый господин — торопливо произнес вернувшийся в конюшню мальчишка, едва не выронив кувшин с молоком — А вашу упряжь я еще и не видал, но коли надо… господин?!
Накидывая уздечку на морду лошади, я мотнул головой и все понявший по выражению моего искаженного застывшего лица служка прыгнул в стойло, уходя с прохода и все же роняя кувшин. Сердито мяукнула явно рассчитывавшая на угощения серая кошка, поспешно ринувшись к белой луже, пока она не впиталась в солому. Все это я видел мельком, заученными движениями затягивая ремни. Мальчишка что-то еще кричал, но я уже не слышал ни единого слова. Накинул седло, затянул пряжки, вскочил и послал коня в проход. Из-под копыт с воем покатилась сунувшаяся дурная дворовая собачонка.
— Что такое?! — с чурбана подхватился Маквор.
— Нимрод! — я почти выкрикнул это имя — Где он обитает сейчас? Не в Ямах! С женщиной! Но не в Буллерейле… он не сунется в людное место.
— Так на хуторе он обретается теперича! — выпалил Маквор, понявший, что дело явно спешное — Сошелся со вдовушкой одной.
— Что за хутор?!
— Так Звонкий Перекат… там еще мельницу поставили у запруды…
— Где он?!
— По той же дороге от Ям. Если от Буллерейла двинуться, то поворот налево. Там еще столб врыт с деревянным указателем… А что такое-то?!
На это я уже не ответил, спешившись и бросившись в комнату. Грохнув дверью, схватил меч, проверил кинжал с прозрачным лезвием и, снова взлетев в седло, ударил лошадь пятками. Прости, милая… прости…
Двор прыгнул назад, подбежавший к воротам слуга едва успел распахнуть одну из створок, и я вылетел в ночь, прижимаясь к лошадиной шее…
Как сказала Анутта? Обрыв нити? След молодого кхтуна резко оборвался, словно более сильная тварь пожрала его. Или же оборвался как обрывается человечий след, когда его владелец вскакивает на стоящего рядом коня…
* * *
Еще не спешившись, я увидел настежь распахнутую дверь и сердце оборвалось…
Пригнувшись, чтобы не врезаться лбом в слишком низкую притолоку, я вошел в дверь и замер посреди небольшой единственной комнатушки крохотного бревенчатого домика. Каменный очаг, низкий потолок, опрокинутый набок стол, раздавленный хлеб, побитые глиняные миски и… тянущийся из-за стола красный ручеек, что в свете затухающей на потолочном крюке лампы кажется черным.
Нет…
Шагнув, я глянул за опрокинутый стол и поспешно присел, почти упал на колено, вцепившись в подрагивающее плечо лежащего на полу Нимрода с окровавленным лицом. Резко дернувшись, он приоткрыл