немедленно повернулись к ее новому убежищу. Марансиан приказал своим людям ломать тростник и гнать хищницу к противоположному краю зарослей.

Нас очень удивляло, что собаки молчат. Они исчезли в зарослях, и только после того, как люди принялись ломать тростник, до нас донесся с поляны их лай.

Мы бросились туда со всех ног и увидели, что львица удирает, делая большие прыжки. Собаки гнались за нею. Последовавшая затем сцена достойна, вероятно, кисти художника. Представьте себе заросшую высокой травой поляну длиной 800 метров и шириной 600–700. С юго-запада и запада она окаймлена зарослями тростника, с севера — густым кустарником. На этом фоне, впереди своры собак, — желтое тело львицы. За нею мчатся собаки, которых не всегда удается различить, а позади — толпа преследователей — около двухсот черных людей. Люди стараются обогнать друг друга, задние идут быстрым шагом. На большинстве только красные, белые или коричневые набедренники, у некоторых на плечах плащики — кароссы, которые при быстром беге развеваются. Одни размахивают длинными копьями, другие положили их на плечи. Те, кто впереди, ободренные бегством львицы, испускают громкие крики, задние затягивают мелодию львиного танца.

Львица укрылась метров за 800 в зарослях тростника, имеющих очертания треугольника площадью около 70 квадратных метров. С северной, более длинной, стороны его окаймляла заросшая кустарником песчаная дюна высотой 10 футов. Марансиан с отрядом из шестидесяти отборных охотников расположился примерно в 8 метрах впереди заросли. Я встал на восточном крае, наверное в 5 метрах от основания треугольника, лицом к нему. Коули укрылся за кустом на дюне приблизительно в тридцати шагах за мной, ибо полагал, что преследуемая снизу, львица взбежит на дюну и попытается ускользнуть вдоль нее. Рядом со мной расположилось человек десять местных жителей.

Тут разыгрался, пожалуй, наиболее интересный эпизод нашего приключения. Охотники, находившиеся с Марансианом, начали ломать тростник примерно на половине высоты, прыгая на него. Заросли тростника передо мной постепенно превращались в качающуюся темно-зеленую платформу высотой 4 фута: из-за того, что сохранять равновесие на ней было чрезвычайно трудно, около сорока черных тел выделывали такие пируэты, что, несмотря на серьезность положения, я не мог удержаться от смеха. Один растянулся во всю длину, сделав сальто-мортале, двое других попадали на спины.

Сцена менялась каждое мгновение. Африканцы начали с вершины треугольника и продвигались к основанию его, где находились мы. Постепенно они переломали весь тростник. Незатронутым оставался только уголок у дюны. Львица несомненно отступала назад, и каждое мгновение следовало ожидать, что она выпрыгнет из своего убежища. Напряжение и возбуждение все росли, только Марансиан оставался на своем месте и сохранял полное спокойствие.

Вдруг раздалось сердитое рычание — из нетронутого тростника выпрыгнула львица и бросилась на своих преследователей. Один из них выстрелил, пуля ударилась в песок справа от меня. Несколько человек метнули в зверя копья; львица вернулась в свое убежище и присела на задние лапы, готовясь к спасительному прыжку на дюну. В этот момент, завидя голову животного, я бросился вперед и выстрелил с расстояния 2 метров. В то же время в тростник полетели три копья, которые поразили хищницу, сразу переставшую рычать. Львица была мертва, но для страховки мы с Коули одновременно выстрелили в нее, и прежде чем труп зверя вытащили из тростника, в него вонзились еще двадцать копий. После этого к нему поочередно стали подходить участники охоты и, бормоча заклинания, втыкали в тело зверя свои ассегаи. Поскольку львы задрали быков, принадлежавших царю, череп убитого зверя должен был послужить талисманом и украсить собой изгородь, окружавшую крааль для скота в Шешеке.

Мы с Коули вернулись домой, а трофей с шумом и пением доставили после полудня в город. Двое сильных мужчин несли на палках тело львицы; передние и задние лапы ее были связаны, а голова почти волочилась по земле. Услышав, что процессия приближается — это было почти в одно время с возвращением моих слуг, доставивших мясо буйвола, — все остальное мужское население вышло встречать охотников. Встречающие били в барабаны и исполняли львиный танец. При этом толпа разделилась на две группы — тех, кто нес добычу, и охотников. Во главе последних шел сановник, руководивший облавой. За ним следовали охотники, находившиеся ближе всего к зверю. Внезапно из толпы выбежали танцовщики со щитами и копьями в руках и стали изображать борьбу самых смелых охотников со львом. Песне танцовщиков вторили те, кто шел впереди. Она была не такой монотонной, как песни, исполняемые в других случаях.

На следующий день меня почтил визитом Марансиан. Речь зашла, между прочим, о покойном наследнике царского престола по имени Марителла. После его смерти царь велел согнать на могилу усопшего на несколько часов весь скот, принадлежащий жителям города и его окрестностей. От голода и жажды животные стали реветь. «Видите, — сказал правитель, — животные тоже скорбят по сыну моему Марителле».

После полудня я нанес второй визит Сепопо. На этот раз его двор был полон людей. Когда я вошел в дом, царь спросил меня, видел ли я уже машукулумбе. Я ответил отрицательно. Тогда он взял меня за руку и подвел к шести мужчинам, сидевшим на корточках. Они произвели на меня странное впечатление, и мне захотелось разглядеть их получше. Кожа у них была черная, носы большей частью орлиные, но в то же время в выражении их лиц было нечто женственное, может быть, из-за отсутствия растительности или из-за того, что верхняя губа была как бы вдавлена. Гости выделялись среди окружающих еще и тем, что тщательно сбривали волосы повсюду, за исключением черепа. Зато бросалась в глаза их прическа — кеглеобразный шиньон из нескольких слоев волос — гордость мушукулумбе.

У себя в стране они ходят голые, только женщины опоясывают тело ремнем с железными колокольчиками.

Сепопо сообщил мне, что земля машукулумбе граничит с его государством на востоке и на севере. Гости явились как посланцы своих правителей. Такие посланцы ежегодно прибывают с приветствиями и подарками к царскому двору марутсе и, пробыв несколько недель, возвращаются с ответными дарами.

Вверх по Замбези

Утром 1 декабря 1875 года меня посетил один из вождей марутсе и пригласил следовать за ним. Придя на берег Замбези, я нашел три предназначенных мне царских челна. Их было, однако, недостаточно для перевозки всей моей поклажи, а потому я обратился с просьбой предоставить мне четвертую лодку. Эта просьба была удовлетворена, но моим слугам все равно пришлось идти по берегу.

Незадолго до полудня мы покинули Шешеке и стали довольно быстро подниматься