Американец покорно проглотил розовую жидкость,а у меня в животе развернулись масштабные военные действия. Вот только, вотличие от бабы Нилы, я понимала: растворенные в воде кристаллы не заменятантибиотиков, надо посоветовать студенту идти к доктору и самой поспешить ваптеку.

– Глотай, глотай, – приговаривала баба Нила, –не морщись, на вкус это лучше водки.

Я кашлянула, открыла рот, и тут в кухню вплылаПрасковья Никитична.

– Нина здесь? – вполне нормальным голосомспросила она.

– Не заходила, – прокряхтела баба Нила.

– Я ушла и не вернулась, – понизила голос матьСилаевой, – говорила я ей: не затевай. А она словно с привязи сорвалась,ополоумела, заорала: «Хочу его выручить, плевать на людей». Ой, плохополучилось! Поймали Нину фашисты, утащили в Краснодон, пытали и убили. Залистовки!

Томас подавился марганцовкой и стал отчаяннокашлять. Я похлопала его по спине:

– Не нервничай, Прасковья Никитична бредит,она пересказывает роман писателя Фадеева «Молодая гвардия».

– Продукты она ему не носила, запрет вышел, –монотонно бубнила старшая Силаева, – и о детях не думала. Конечно, он мне сын,но ведь наделал беды! Хорошо, его Гитлер не расстрелял. А теперь за Нинойпришли!

Баба Нила приблизилась к Прасковье, обняла ееза плечи и внятно, словно беседуя с трехлетним малышом, произнесла:

– Давай я тебя кашкой угощу.

В глазах безумной зажегся интерес:

– Геркулесовой?

– Конечно, – еще нежнее запела баба Нила и задве минуты навела полный порядок на кухне.

Прасковья Никитична получила тарелку овсянки,а Томас был отправлен бриться в ванную. Мать Коли села на табуретку, посмотрелана меня и сказала:

– Не дай бог из ума выжить. Отчего это сПрасковьей напасть такая приключилась?

– Наука пока бессильна против старческогомаразма, – ответила я, с жалостью глядя на Прасковью. – Врачи не придумалитаблеток от идиотизма, это с каждым случиться может.

– Если пойму, что превращаюсь в ходячий ужас,выпрыгну из окна! – воскликнула баба Нила.

– Беда в том, что сам человек свою болезнь неосознает, – вздохнула я. – Прасковье Никитичне кажется, что она адекватна инормальна.

Старуха оторвалась от тарелки:

– Дурой меня считаете?

– Сахарком тебе кашку посыпать? – заботливопредложила баба Нила.

– Точно, – кивнула Силаева, – а я ем и думаю:ну почему геркулес такой невкусный? Ох, фашист проклятый, из-за него, видно,Нинку убили!

– И вот странность, – пригорюнилась баба Нила,– ну как так получается? Вроде Прасковья ку-ку, а с другой стороны, ничем отдругих людей не отличается. Одно слово у нее безумное, другое – разумное.

Сверху раздался грохот, баба Нила вскочила иринулась из кухни с криком:

– Что там случилось? Кто гопак пляшет?

– Если кто и лишился ума, так это Нила, – собидой произнесла Прасковья. – Нинка сегодня ночевать не явилась, ее фашистубил.

– Все будет хорошо, – на всякий случай сказалая.

– Ох нет, – горько перебила старушка, –слишком Нина мужа любила, а он, хоть и сын мне, да гад. Все из-за мерзавцапотеряли, с квартиры съехали, по чужим углам с детьми скитаемся. А теперь он,Гитлер проклятый, до Нинушки дотянулся! Она от меня правду скрывает, да мне ушиГосподь не заложил, слух к старости оставил отменный, вот я и разобралась.

– Конечно, конечно, – кивала я, мелкими шажочкамипродвигаясь к двери, – еще сахару в овсянку положите.

Я вернулась в свою комнату, на всякий случайпомерила температуру, в окошке выскочило «36,2», и решила позвонить АсеМиткиной. Асенька – коллега Катюши, она тоже врач, но работает на «Скорой».Выслушав мой сбивчивый рассказ про кактус, Аська захихикала, потом сказала:

– Клизма! Вот лучший способ от всехотравлений. Только сначала съешь активированный уголь, одна таблетка на пятькило веса. А затем дуй в сортир с кружкой Эсмарха.

Мы поговорили еще минут десять о пустяках,потом я взглянула в окно, увидела, как баба Нила, не забыв надеть на сапожкибахилы, спешит куда-то со спортивной сумкой, и подавилась углем.

Слопать необходимое количество черных пилюльмне удалось лишь через сорок минут. Еще чуть больше часа я просидела в сортире,мысленно проклиная тот день и час, когда решила полакомиться арбузом. Послевсех процедур мне понадобилось принять душ.

В спальне я очутилась не скоро. На столеразрывался телефон, номер абонента не определился, но меня это не смутило.Насторожило другое: из трубки донеслось хриплое дыхание, шорох и более ничего.

– Говорите, – приказала я.

– Ш-ш-ш, – ответила трубка, затем вдругпрорезался голос стрелка: – Найди… – и снова «ш-ш-ш».

– Мерзавец, – вскипела я, – негодяй!Непременно тебя отыщу! Можешь быть уверен! Ты убил женщину! Мразь! Глупо было стобой договариваться!

– Медведев… – прохрипел голос, – освободите…не… он…

– Неплохо бы знать твое имя! – перебила яубийцу. – И не надейся, что, уничтожая невинных людей, ты заставишь сыщиковплясать под твою дудку! Чем тебе помешала вдова, Маргарита Подольская?

– Она, – еле слышно прошептал снайпер, – она…она… не она… не я… она… убита…

– Маргарита Подольская? – уточнила я.

– …не… не… человек… не…

– Понятно, – процедила я, – ты, однако,философ, считающий, что среди людей есть недочеловеки, которых можноуничтожить.

– Нет, – эхом отозвался киллер, – не… не…отпусти Фила…

Из трубки снова послышался шорох, хруст, потомбесстрастный голос произнес:

– Извините, связь прервалась.

То ли снайпер очутился там, где мобильный неберет, то ли он забыл заправить батарейку.

От негодования у меня перед глазами поплылирадужные круги. Не знаю, по какой причине киллер избрал меня в качестве своегодоверенного лица, но он сильно просчитался. Теперь я наизнанку вывернусь, анайду подлеца!

Я вцепилась в телефон, соединилась с Максом и,не дав ему издать ни звука, спросила:

– Могу я рассчитывать на твою помощь?