– Давно перерезали?

– Да как перерезали, сразу шуметь стал, а толку…

Кузьмин прошёл в вагончик, приказал, не глядя на дежурного диспетчера.

– Сорокина…

Тот крутанул ручку телефонного аппарата: сквозь шипение прорезался голос сначала секретарши, потом самого Сорокина.

– Здравствуйте, Пётр Фёдорович, что же вы детей обижаете? – ласково начал Кузьмин. – Каких детей?.. Да вот рядом со мной стоит, жалуется Гриневский… Ах, в курсе… Этот бульдозерист у вас инструктаж проходил?.. Так в чём дело? Почему к работе его допустили?.. Гриневский своё получит, вы за себя отвечайте… Это не копеечное дело! – повысил он голос. – У нас нет копеечных дел, как нет и лишних шлангов. И если вы никак не можете этого понять, значит, вы не руководитель… Ищите, где хотите. Всё.

Он опустился на лавку.

Устало произнёс:

– Когда кончится это барство?

Гриневский бросил взгляд на диспетчера, и тот поспешно вышел.

– Когда мы научимся беречь государственное как своё? Вот ты когда это поймёшь?

– Геннадий Макарович…

– Что вы всё делите, что у вас – разные государства? Только и занимаетесь тем, чтобы найти виновного… Работать надо, Гриневский, работать, помогая друг другу, а не вырывая один у другого. Ты вот людей у него переманил…

– Помогать… А шланги где брать? – опять взвился тот. – Людей у него увёл… Да Сорокин мне скоростную проходку погубил! Мужики полмесяца вкалывали, а теперь загорать будут, пот – насмарку, энтузиазм – псу под хвост, зарплата – курам на смех…

– Сам бульдозеристов контролируй, твои отвалы они разгребают. Наконец, заинтересуй их чем-нибудь.

– Чем?.. Были бы свои, они б у меня летали, паутинки не задели…

Кузьмин не дослушал, вышел из вагончика и, размашисто шагая, исчез в чёрном зеве туннеля.

Гриневский помедлил, потом сорвался с места, нагнал:

– Какой чёрт тут бригадный подряд! Всё это возня пустая…

Кузьмин промолчал.

Он знал, что Гриневский что-нибудь придумает. Ради заработка и премиальных сделает всё, чтобы досрочно, как и обещал, туннель пробить. Сделает это, нарушая всевозможные инструкции. Как, впрочем, делал и раньше. И пока это ему сходит с рук. Он делал конкретное дело и считал, что его туннель важнее котлована, отмахиваясь от доводов, что машинный зал будет нужен лишь тогда, когда встанет плотина.

Кузьмин вспомнил о докладной двухгодичной давности, на которую случайно наткнулся, разбирая бумаги своего предшественника. В ней Гриневский обосновывал возможность сдачи машинного зала на полгода раньше срока. Но ходу бумаге (и инициативе Гриневского) не дали: отставали основные сооружения…

А теперь он, главный инженер, должен замедлить проходку ещё больше.

– Станок оставь на забое один и больших денег не обещай, – сказал Кузьмин.

– Геннадий Макарович…

– Так нужно, – прервал он.

Подошли к забою.

На отбитой, но ещё не вывезенной породе сидели проходчики.

– Только развернулись, – крикнул, наклоняясь к нему, Гриневский. – Мужики поверили – и опять всё по-старому…

– Сам знаешь, финасирование урезали, – неохотно отозвался Кузьмин.

– Дело сделаем и деньги найдутся?

Кузьмин не ответил.

Остановился напротив проходчиков.

Те неторопливо поднялись.

– Стожаров, лучший бригадир, – представил Гриневский седоусого крепкого мужика лет пятидесяти. – С такими вулканы можно проходить.

– С инспекцией, товарищ инженер? – Стожаров достал папиросу. – Или помогать?

– А что, сами не справляетесь?

– Смотря с кем…

– Вот-вот, – обрадованно пробасил Гриневский. – Скалу берём, а мне ласково советуете с Сорокиным…

– Брось ты, Петрович, на Сорокина валить. Не сегодня угробили, так завтра бы, – сказал Стожаров.

– Почему? – спросил Кузьмин.

– Гнали без передышки, вот и не уложили к стене. А бульдозеристу откуда знать, вот и зацепил…

– Ты… ты слова-то подбирай, – растерялся, явно не ожидавший таких слов Гриневский. – Я тебя тут как орденоносца, понимаешь, а ты несёшь…

– Курица яйца несёт, а я говорю, как думаю. Не готовы мы к скоростям, тылы слабоваты.

– А если подтянуть тылы? – спросил Кузьмин.

– Вот тогда и погоним без остановки, – сказал кто-то из проходчиков.

– Ясно.

Кузьмин повернулся, пошёл на светлое пятно уходящего дня.

– Не зайдёте? – спросил Гриневский, догоняя и кивая в сторону конторы: там, в рубленой избушке, у него сидела беленькая секретарша и стоял густой запах кофе.

– Ты своих бригадиров слушаешь?

– А как же, советуюсь…

– Оно и видно… Пока порядок у себя не наведёшь, о скоростной проходке не заикайся. И на Сорокина свои промахи не вешай. У него своих хватает.

Машина главного инженера скрылась за поворотом.

Гриневский шумно выдохнул воздух, помахал руками и, пританцовывая, побежал к конторе…

…По дороге в управление механизированных работ Кузьмин думал о Гриневском. Он знал, что тот любит деньги, всяческие отличия, и отними всё это, Гриневского не будет. Он превратится в отбывающего службу заурядного инженера, которого интересует всё что угодно, только не работа. Но, с другой стороны, у него энергии на двоих, а хватки – на семерых. Дай только ему увидеть выгоду для себя – сделает невозможное. И пока такой Гриневский нужнее семерых болтунов, говорящих правильные слова, но не умеющих делать дело…

Уже закончился короткий осенний день, но от снега ночь была светлой, как летом, и он, заметив это, удивился. В сумерках дорога казалась чище и ровнее, тонкие ели по сторонам стояли гуще, дома были выше и красивее.

Если жена приедет зимой, подумал он, здесь ей понравится.

Стало темно, и шофёр включил фары.

Это вернуло Кузьмина в действительность, в которой предстоял нелицеприятный разговор с начальником управления механизации.

В дверях двухэтажного здания он столкнулся с секретаршей Сорокина.

– Ой, товарищ главный инженер… – смутилась она. – А шефа нет.

– Где же он?

– На ЛЭП уехал. Сегодня уже не будет.

– В котлован, – бросил Кузьмин, забираясь на заднее сиденье.

Шофёр недовольно вздохнул, помедлил, разглядывая циферблат часов. Но Кузьмин этого не замечал.

Не дождавшись ни главного инженера, ни начальника строительства, Ладов закрыл кабинет и пошёл в гостиницу.