После некоторого молчания Пуаро сказал:

— В субботу вечером Джон ушел из «Долины» вместе сВероникой, он собирался проводить ее домой. Он вернулся ночью, в три часа.

— Откуда вы это знаете?

— У одной из горничных была нестерпимая зубная боль.

— У Люси всегда было слишком много слуг! — заметилаГенриетта.

— Но вы сами это знали?

— Да.

— И как вы это узнали?

После едва заметного колебания, она ответила:

— Я смотрела в окно и видела, как он вернулся.

— Вы тоже страдали от зубной боли?

Она улыбнулась.

— Я страдала, месье Пуаро, но это не было зубной болью!

Она встала, сказав, что собирается вернуться в «Долину».Пуаро пошел ее проводить. Они направились по тропинке в лес и там, где тропинкавыходит на дорогу, сели на скамейку. Между деревьями поблескивала вода пруда.Сначала они молчали, потом Пуаро спросил:

— О чем вы думаете?

— Об Айнсвике.

— Что такое Айнсвик?

Она мечтательно описала рай своего детства: светлый красивыйдом среди лесистых холмов, большая магнолия перед окном библиотеки, лужайка, покоторой она любила бегать…

— И там вы жили?

— Нет, я жила в Ирландии, но там мы все собирались наканикулы. Все — это Эдвард, Мидж и я. Дом принадлежал отцу Люси и после егосмерти перешел к Эдварду.

— А почему же не к сэру Генри, который имеет титул?

— Генри дворянство было пожаловано позже, он получил титул иорден за заслуги перед государством, а тогда он был только дальнимродственником.

— А кто унаследует Айнсвик, если исчезнет Эдвард Эндкателл?

— Забавно! Этот вопрос мне никогда в голову не приходил!Если Эдвард не женится…

Она замолчала. Какая-то тень прошла по ее лицу, Пуаро оченьхотел бы знать, в чем тут дело.

— Если Эдвард не женится, — снова начала она, — то япредполагаю, что Айнсвик перейдет к Дэвиду. Это без сомнения! Вот почему…

— Что?

— Вот почему Люси его пригласила…

Понизив голос, она почти прошептала:

— Дэвид и Айнсвик не подходят друг другу!

Движением подбородка Пуаро показал на тропинку перед ними.

— По этой тропинке вы тогда спустились к пруду?

— Нет, по этой тропинке пришел Эдвард, а я шла от дома подругой.

Резко повернувшись к Пуаро, она спросила:

— Неужели необходимо об этом говорить? Этот пруд наводит наменя страх! Я его ненавижу! И «Долину» тоже! Я ее ненавижу! Ненавижу!..

Пуаро вполголоса продекламировал:

Я ненавижу дол за лесом,

Его обрыв и поле над ним.

Вереск на поле цвета крови,

И склоны бездны от красноты страшней.

Там царит кровавый страх,

Он притаился в темных кустах.

А эхо на любой вопрос ответит «Смерть!»

Генриетта с удивлением посмотрела на Пуаро.

— Это — Теннисон, — объявил он не без гордости. Генриеттатихо повторила последнюю строчку.

— Однако, говоря все это, вы думали о чем-то определенном?

— Я подумал о том, как вы подошли к миссис Кристоу, взяли унее из рук револьвер и бросили его в пруд.

Он почувствовал, как она вздрогнула, но голос ее прозвучалсовершенно спокойно.

— Герда — очень неловкая. Я боялась, что в револьвереостались еще пули, и она может кого-нибудь ранить…

— Но не вы ли оказались слишком неловкой, когда уронилиоружие в воду?

— Это только… Я была потрясена, я тоже!.. На что вы хотитенамекнуть, месье Пуаро?

Пуаро открыл глаза и непреклонно заявил:

— Если на револьвере были отпечатки пальцев, оставленные дотого, как миссис Кристоу взяла револьвер в руки, было бы интересно знать, комуони принадлежали… Теперь мы этого никогда не узнаем.

Генриетта сказала спокойно, но твердо:

— Вы думаете, что там были мои отпечатки? Вы предполагаете,что я убила Джона и оставила револьвер рядом с ним, чтобы Герда его подняла ипонесла всю ответственность за преступление? Не так ли? Но, если бы я убилаДжона, у меня хватило бы соображения вытереть оружие и ликвидировать своиотпечатки.

— Вы, несомненно, достаточно умны, мисс Савернейк, чтобыпонять: если бы вы это сделали и на револьвере нашли бы лишь отпечатки пальцевмиссис Кристоу, это было бы очень странно, потому что все держали в руках этотревольвер накануне. А Герда Кристоу вряд ли уничтожила бы эти отпечатки дотого, как выстрелить. Зачем ей делать это?

— Ну конечно! — воскликнула она. — Вот это что! Эхо!..

— Эхо? Что вы хотите сказать?

— То, что «Долина» — это только эхо! Эта мысль мелькнула уменя в субботу, когда я тут гуляла. «Долина» — это эхо Айнсвика! И мы, всеЭндкателлы, тоже только эхо, тени! Мы — не реальны! Как жаль, месье Пуаро, чтовы не знали Джона. По сравнению с ним мы все призраки! Джон был существомвоистину живым, жившим!

— Я знаю, мисс Савернейк…

— А он мертв… Мы, тени, бродим здесь будто живые… Этокакая-то дурная шутка!

Ее лицо, молодое и спокойное, когда она говорила проАйнсвик, теперь было скорбным и постаревшим от горя. Генриетта была так далекаот настоящего, что ей пришлось попросить Пуаро повторить вопрос, который он ейзадал.

— Я спрашивал вас, любила ли ваша тетя, леди Эндкателл,Джона?

— Люси?.. Прежде всего, она мне не тетя, а кузина. Да, онабыла очень привязана к Джону.

— А ваш… кузен — мистер Эдвард Эндкателл?

Генриетта, казалось, смутилась.

— Он не питал большой симпатии к Джону, но ведь он его едвазнал.

— А другой ваш кузен, мистер Дэвид Эндкателл? Лицо Генриеттыпосветлело.

— Вот он — другое дело! Я думаю, что он всех нас ненавидит.Он вырос в библиотеке и сейчас проводит там все время. Он читает Британскуюэнциклопедию.