Я, когда плачу, ужасно некрасивая. Нос распухает, щеки горят и саднят, глаза красные. У меня в рюкзаке всегда есть несколько чистых тряпок, и, бывает, они очень пригождаются. И к тому времени, когда меня забирал винтокрыл, все эти тряпки были мокрые и противные. Как только он сел, я отпустила Гончих. Двоих у нас ранило, но не очень сильно, и внутри винтокрыла уже ждал медик. Когда я забиралась внутрь, он внимательно вгляделся в мое лицо.

– Ты не ранена, Охотница? – спросил он.

Я молча помотала головой. Если начну говорить, тут же разревусь.

Медик сочувственно посмотрел на меня и потрепал по плечу. Он был уже немолодой, у него, наверное, дети примерно моих лет.

– Сегодня был долгий-долгий день, милая, но все позади. Давай-ка садись и пристегивайся, – ласково сказал он и протянул мне ком бинтов вместо моих тряпок. Как только я уселась, он стукнул по обшивке винтокрыла, и мы снялись с места. У меня все еще лились по щекам слезы.

Винтокрыл сначала высадил раненых с медиком, а потом меня. Я оказалась последней вернувшейся из Элиты и сразу поплелась подавать рапорт. Вот уж куда мне меньше всего хотелось. Сейчас опять прицепятся с расспросами, а я буду что-то мямлить в ответ.

Но к моему удивлению, мне лишь предложили подписать бланк, куда кто-то уже занес все мои свершения. Только в конце была чистая страница для моих собственных дополнений. Я добавила в рапорт минотавров и зачистку улиц и поспешила к себе. И там мне никто не мешал включить душ и под горячими струями еще вволю пореветь. Все-таки нигде так не плачется, как в душе: из-за шума ничего не слышно, а вода все смывает.

И к этому моменту я утвердилась в одной мысли: я хочу домой. Хочу снова нормальной жизни. Я хочу к своим друзьям, к Учителям, к людям, которым я доверяю. Потому что здесь я от людей завишу. А я хочу им доверять. Я хочу жить среди людей, которые знают меня достаточно хорошо; знают, в каком месте я могу накосячить, и умеют сделать так, чтобы мои косяки не вышли наружу и при этом никто их не повторил. Среди людей, которые в миллион раз умнее меня и по сравнению с которыми Кент болтается где-то внизу рейтинга. Среди людей, которые не осудят меня, когда мне что-то не по силам. И кому я могу признаться в своей слабости и эгоизме. Да, они бы сказали мне, почему так себя вести не стоит, но потом дали бы мне понять, что они все равно – что бы ни случилось – готовы защитить меня и всех нас. И с этими людьми я чувствовала бы себя в безопасности. Не то что здесь. По крайней мере, пока Ас разгуливает на свободе.

Мозги у меня превратились в кисель, внутри все застыло, плечи и шея затекли. Все ломило и болело – и это от тоски по дому. Честное слово, скажи мне кто-нибудь сейчас «Можешь ехать домой» – я бы даже ради Джоша не осталась.

Но никто мне ничего такого не скажет. Я здесь в западне. Я никогда не вернусь домой. И моя жизнь никогда не будет нормальной и предсказуемой. Я так устала от всего этого. А впереди меня не ждет никакого просвета, никакого шанса на возвращение. Вот поэтому я и заливалась слезами.

Я вылезла из душа вся мокрая и вытираться не стала, просто завернулась в толстый мягкий халат и завалилась в постель. Глаза у меня распухли. Щеки после душа не так горели, но нос дышал с трудом. Я почувствовала, как Ча скребется где-то на краю моего сознания, и уселась прямо, чтобы впустить его.

Ча свернулся вокруг меня и позволил мне отключиться и ни о чем не думать. Никто мне не капал на мозги – а сейчас капаньем на мозги показался бы мне даже звонок от Джоша. И постепенно до меня дошло, почему меня никто не трогает.

У всех в штабе мысли заняты чем-то другим. И у всех в префектуре и в генштабе армии, возможно, тоже. Ас сбежал. Впервые такое случилось посреди битвы на глазах у всех. И это настоящая катастрофа. Ко всему прочему власти расстараются, чтобы об этой катастрофе никто никому ни гу-гу. О случившемся знают Охотники, армейские Маги да те военные, которые оказались там и все видели. А больше никто. И что теперь делать, я понятия не имею. Штаб, префектура и военные, вероятно, тоже. Но им придется принимать какие-нибудь меры.

«Новости до тебя дойдут сами собой. А ты знай себе ахай и охай, как и все вокруг», – посоветовал Ча.

Ча очень проницательный. И он прав. И еще он прав насчет того, что мне не надо никому докладывать о «моем» Волхве, который предупредил меня. Хоть бы сказал внятно, о чем предупреждает. Тоже мне Кассандра.

Если я подам рапорт об этом контакте, будет только хуже. Что мы имеем? С одной стороны – бывший Охотник, впоследствии Маг, а ныне дезертир. (В том, что Ас дезертир, я ни на миг не сомневалась. И надо думать, все остальные тоже не замедлят прийти к такому же выводу.) А с другой стороны – я, спасшая поезд и получившая некое предложение от Жителя-Волхва. Складываем два и два – и выходит, что если Житель снова идет на контакт со мной, то не затем чтобы выдать мне какое-то мутное пророчество, а чтобы повторить предложение. И естественно, все начальство на меня тут же воззрится с подозрением.

Вот же повезло, что в тот момент рядом не оказалось камеры и второе явление Жителя осталось не заснято.

«Тебе надо поесть», – укоризненно напомнил Ча.

Фу-у. Меня все еще подташнивает. Слишком много бегала, боялась и плакала. Перебор адреналина. Но у меня есть какие-то питательные коктейли. Я кое-как заставила себя подняться, добрести до охладителя, взять оттуда две бутылки и выпить.

Я была чересчур измотана, чтобы спать, поэтому, включив музыку и пригасив свет, лежала с Ча. А он служил мне источником тепла и утешения. И заодно подушкой. А что – тоже отдых на свой манер.

Периодически мне приходило в голову, что надо бы встать и пойти в гостиную, но я не могла шевельнуть ни рукой, ни ногой. Ну знаете, так бывает, когда вы чем-то тяжело болели, и у вас миновал кризис, и вы после этого лежите пластом не в силах двинуться, не говоря уж о том, чтобы куда-то идти и что-то делать – вот это в точности про меня.

Ладно, сейчас у всех голова забита только Асом, и обо мне все позабыли. Все, кроме Ча.

«А зачем вам это делать? – спросила я Ча. – В смысле Охотиться с нами, с людьми?»

Он долго молчал, и я уже решила, что не дождусь ответа.

«Это ты про меня? – отозвался он. – Или про всех Гончих?»

«Про всех», – уточнила я.

Он умолк еще на несколько минут.

«Мы это делаем частично по той же причине, по какой волки охотятся с людьми и превращаются в собак. Вместе мы лучшие охотники, чем порознь. И раз уж наша добыча преследует вас, людей, нам куда проще объединиться с вами и выслеживать добычу вместе, а не гоняться за ней».

Очень разумное объяснение. Правда, несколько разочаровывающее…

Однако Ча продолжил: «Но это не главная причина. Главная причина в том, что вы нам нравитесь. Все-таки в нас больше от собак, чем от волков. Мы приходим к вам, потому что мы привязаны к вам, нам нравится с вами Охотиться и общаться с вами. Мы все любим своих Охотников, хотя бы чуть-чуть. А некоторые из нас любят своих Охотников очень сильно. – Ча нежно ткнул меня носом и лизнул. – Ну смотри, я вытираю твой сопливый нос собственным языком. Это ли не любовь?»