История моей жизни.

Мне всегда говорили, что я сентиментальна. «У тебя душа нараспашку», — повторял мой агент в Лос-Анджелесе. Мне пришлось учиться прятать чувства. У каждого есть место, куда их следует засунуть. И не счесть туалетов, в которых можно порыдать.

Через какое-то время Петер принялся стучать в двери и окна, но я не собиралась открывать. Вообще никого больше сюда не пущу. Все и всегда получается не так. Я ошибаюсь, делая выбор и совершая поступки. Я сама по себе ошибка.

Из зеркала на меня смотрело мое отражение. Измазанный тушью монстр.

Есть вещи, которые невозможно исправить. Что делают с тем, что нельзя починить? Прячут, выбрасывают, забывают.

Ничего, кроме бегства, мне не оставалось.

После катастрофы

Суббота, 14 октября 2017 года

— Мама, я боюсь.

Фабиан сидит за столом на кухне и смотрит в никуда.

Футболка грязная. Из раковины воняет.

— Что теперь будет?

Мне бы хотелось его утешить, дать какие-то гарантии, но я боюсь снова пообещать то, в чем сама не уверена.

— Я не хочу. Я туда не вернусь.

Фабиан раскачивается из стороны в сторону, вращает руками.

— Ты не представляешь, как там ужасно.

Я не могу даже смотреть на него. Боль невыносима. Как же я могла допустить, чтобы его туда отправили? Пытаюсь стряхнуть воспоминания. Страх в его глазах, когда его сажали в машину. Только это и было у меня в голове все то время, пока я мучилась в лечебнице. Только это и удерживало меня там в моменты, когда желание сбежать становилось нестерпимым.

— Если ты окажешься в тюрьме, — говорит Фабиан, — меня снова отправят в то место.

— Нет, ты туда никогда не вернешься.

Не знаю, сколько времени проходит, пока мы сидим вдвоем на кухне. За окном уже темно, а тонкие тени спрессовались в плотный мрак, когда раздается звук подъезжающего автомобиля и в кухню проникают отблески фар.

— Петер!

Фабиан убегает к себе в комнату и с грохотом захлопывает дверь.

— Открой! — кричит Петер.

— Тебя здесь не ждут! — кричу я в ответ.

Мы стоим лицом к лицу по разные стороны входной двери.

— Дай мне пять минут.

Я начинаю колебаться. Думаю о соседях. Он разбудит всех, кто еще не проснулся.

Я открываю и сразу же оказываюсь у него в объятиях.

— Прекрати, — отталкиваю его.

— Что тебе нужно? — Его огромные ладони обхватывают мое лицо. — Иди сюда. Это же я.

Верхние пуговицы на фланелевой рубашке расстегнуты, рукава закатаны до локтя. Он несколько дней не брился.

— Я не хочу, чтобы ты приходил.

— Слушай, хватит уже быть сильной, не время.

Я закрываю глаза и стараюсь не реагировать на то, как он нежно убирает прядь волос с моей щеки.

— Я нужен тебе. Мы нужны друг другу. Дай мне возможность быть рядом с тобой и Фабианом.

Все та же приманка, та же ласка, на которую я всю жизнь ведусь.

Но теперь я другая.

— Ты же понимаешь, что меня тоже будут допрашивать?

— Почему?

Он не слышит.

— Я знаю, что нужно отвечать. Я знаю, как все устроено.

— Хватит, я уже все рассказала полиции, я призналась и готова ответить за то, что совершила.

— Социальная служба снова заберет у тебя Фабиана, — говорит Петер.

Я вздрагиваю, протискиваюсь мимо него и открываю наружную дверь:

— Уходи!

— Перестань. — Его голос звучит мягче. — Тебе не надо проходить через все это в одиночестве.

— Я не одинока.

Петер слегка улыбается, потом его глаза вспыхивают, а голос снова становится жестким:

— Ты имеешь в виду Микки?

— Прекрати!

— Я знал. Ты его все-таки трахнула!

— Вон! — говорю я.

Напротив у Оке и Гун-Бритт загорается окно. В крайнем случае придется бежать через задний двор.

— Ты пыталась убить Бьянку? — спрашивает Петер.

— Ты с ума сошел?

Он не может так думать всерьез.

— Ты поняла, что это шанс избавиться от нее.

— Ненормальный. Ты же должен понимать, что это был несчастный случай. Или ты действительно считаешь, что я умышленно хотела причинить Бьянке вред?

Он усмехается, а я напрягаю мышцы на ногах, чтобы, если понадобится, заехать ему в пах.

— Уходи!

Он смотрит на меня с открытым ртом. Приближается на два шага:

— Я люблю тебя.

Слова дышат ненавистью. Я отступаю.

— Но ты этого не заслуживаешь, — продолжает он.

И в этот момент дверь позади него распахивается и появляется Фабиан с бейсбольной битой в руках.

— Оставь нас в покое!

Фабиан раскачивается из стороны в сторону и раздувает ноздри. Я никогда не видела его таким. Он вне себя от ярости.

— А то что? — ухмыляется Петер. — Ты меня ударишь этой штукой? Да ты и чертова комара убить не способен.

Бита трясется у Фабиана в руке. И меня всю трясет.

Петер медлит несколько секунд, а потом идет мимо меня в темноту и холод. Я быстро закрываю дверь и запираю замок. Бейсбольная бита падает на пол.

Мы с Фабианом не прикасаемся друг к другу, но близки, как никто другой, как только могут быть близки сын и мать. Животная ярость постепенно отпускает Фабиана.

Со двора отъезжает машина.

До катастрофы

Лето 2016 года

Утром после дня рождения Жаклин я спал очень долго и проснулся, лишь когда дети превратили меня в батут — прыгали, плюхаясь прямо на живот, щекотали меня под мышками.

— Вставай же, папа, — крикнул Вильям, — мы хотим блинчиков.

— Моя черепаха умерла, — пожаловалась Белла.

В голове как будто всю ночь бетон месили, но делать нечего — пришлось вылезти из кровати и идти готовить завтрак.

— Ну ты и спать! — поцеловала меня Бьянка, сидевшая в халате и босиком за столом на кухне.

Кофеварка уже работала, и я занялся тестом для блинчиков.

— Этот Петер явно не в себе, — сказала Бьянка.

— Ула тоже вел себя неприятно.