Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Однако пора. Я превращаю одностороннее просмотровое окно в полноценный портал и, шагнув внутрь, как вежливый человек, на тевтонской версии немецкого языка говорю:
— Добрый день, Рейнхард, добрый день, господин Гитлер. Для вас пока ещё добрый…
По лицу Гейдриха пробегает волна противоречивых чувств и эмоций: удивление, смущение, страх, облегчение и сдержанная радость. Гитлер же, вдруг как бы разом постарев на двадцать лет, с опущенными плечами и повисшей сальной челкой застыл в позе оцепенения от ужаса. Зря это он так на меня нервно реагирует. Сейчас я пришёл не за ним, потому что арест или физическое уничтожение этого человека пока преждевременны. Тренировка Красной Армии только началась, и все то время, пока она будет продолжаться, квинтэссенцию зла на противоположной стороне должен изображать этот сгорбленный человек с маленькими усиками.
— Рейнхард, — сказал я, — передайте своему вождю и любимому учителю, что сейчас я пришёл сюда отнюдь не за его шкурой, так что поживет ещё на свободе и в прежнем качестве. У меня к вам совсем другое дело, и это даже очень хорошо, что я нашел вас в обществе господина Гитлера. Так вам будет проще решить все поставленные задачи.
И вот тут Адик, едрить его в качель, отморозка, ожил.
— А вы, господин Божий Посланец, большой нахал, — проворчал он, глядя на меня исподлобья сквозь занавеску упавшей челки, — приходите внезапно к фюреру германской нации и пугаете до полусмерти. Надо же иметь хоть какое-то уважение к предводителю противоположной стороны…
— Нет у меня к вам никакого уважения, ибо, проявив мерзостное вероломство при нападении на СССР, вы потеряли его целиком и полностью, — парировал я. — Разговаривать с такими, как вы, можно только имея в руке заряженный и взведенный пистолет, направленный прямо вам лоб. Только так и никак иначе, потому что в любом другом случае ваше поведение становится непредсказуемым. И не надо тут строить из себя оскорбленную невинность, потому что я, и это ещё одно моё свойство, вижу вас насквозь.
— Ладно, герр Сергий, — махнул рукой Гитлер, ослабляя узел галстука и расстегивая воротник рубашки, — говорите, зачем пришли, и давайте как можно скорее покончим с этим делом, потому что в вашем присутствии мне становится нехорошо.
— Мне нужны все заключенные ваших концентрационных лагерей, — сказал я, — разве что за исключением гомосексуалистов и европейских политиканов, лобызавшихся с вами на Мюнхенской конференции — таким в моих владениях сразу же отрубают головы.
— Что? — удивленно спросил приободрившийся Гитлер. — Мы должны просто так отдать вам этих людей? Немцы в таком случае меня не поймут.
— Почему просто так, Адольф Алоизович? — удивился я. — Я всегда плачу за то, что мне нужно, если не беру это силой с трупа врага, но сейчас не тот случай. Ставки таковы: четыре унции звонкого металла за каждого взрослого и дееспособного человека, без различия пола и национальности, по две унции за ребёнка и унцию за старика. А ещё гарантирую, что эти люди никогда не вернутся в ваш мир, потому что они нужны мне для заселения пустующего владения, доставшегося мне после уничтожения владевшего этими землями демона. Господь отдал мне весь тот мир в ленное владение, но начинать свою деятельность мне требуется с самой пострадавшей его части. Во-первых, потому что сильнее всего во враче нуждается не здоровый, но больной, и, во-вторых именно там, на полностью разоренной земле, мне будет проще устроить жизнь по своему вкусу. В Основном Потоке Истории в результате устроенных вами безобразий в Европе погибло никак не меньше пятидесяти миллионов человек. Я изо всех сил стараюсь сократить эти потери, в том числе и таким экстравагантным способом.
— Ну хорошо! — вскричал Гитлер, — предложенные вами цены нас вполне устраивают. Теперь нужно договориться о практических деталях, но как это сделать, если я больше уже не могу находиться в вашем обществе и вот-вот потеряю сознание?
— Тогда вы на трое суток отпускаете с нами своего любимого ученика, договариваемся с ним, а потом он привозит к вам готовое соглашение, в котором все необходимые условия будут прописаны чёрными буквами на белой бумаге.
— Рейнхард, — страдальчески произнёс Гитлер, — иди вместе с этим человеком, нашим самым страшным врагом, и принеси мне то соглашение, о котором он говорит. Быть может, тогда он ещё на какое-то время отстанет от нашего рейха. А мне сейчас нужно отдохнуть…
Развернувшись, фюрер германской нации пошаркал к выходу, давая тем самым понять, что разговор закончен.
— Рейнхард, давай иди сюда, не задерживай меня, — сказал я и, узрев неприметную, как серенькая мышка, секретаршу-стенографистку, добавил: — И вы, девушка, тоже, бросайте свои записи и идите сюда. Сегодня вы видели невероятное, и это может стать причиной опасности для вашей жизни. И в то же время я не обижаю юных девиц, даже если прежде они служили моим врагам.
— Да, Марта, иди, — сказал Гейдрих, обернувшись. — У герра Сергия ты будешь в полной безопасности. Ему служат множество молоденьких девушек, и среди них немало таких же чистокровных ариек, как ты. Можно сказать, что это твой последний шанс.
После этих слов девушка вскочила из-за стола и быстрым шагом, почти бегом, бросилась догонять милягу Рейнхарда. Это дело в общих чертах было сделано, теперь требовалось утрясти детали.
пять минут спустя, там же, линкор планетарного подавления «Неумолимый», императорские апартаменты
Капитан Серегин Сергей Сергеевич, великий князь Артанский
Едва закрылся портал в Вольфшанце, как я тут же открыл другой, в Тридесятое царство и, по принципу «подобное к подобному», переправил растерянную девицу Марту прямо в объятия лейтенанта Гретхен де Мезьер, которая теперь Маргарита Соколова. Я действительно ничего не имею против молоденьких девиц, даже если они прежде служили моим врагам. Покончив с этим делом, я развернулся
