Как (даже если это и правда) люди одомашнили волков, превратив их в собак, остается спорным. Существует множество теорий о том, где и как появились собаки. Некоторые ученые утверждают, что в промежутке от 10 до 30 тысяч лет назад волки сами нас выбрали. По этому сценарию волки собирали кости, объедки и туши, которые оставляли после себя охотники-люди, передвигаясь по лесам и равнинам, или выбрасывали за пределы света костров в своих поселениях. Постепенно некоторые волки и люди стали партнерами, и появились отдельные черты одомашнивания, такие как относительная мягкость поведения и прямой зрительный контакт. Одна интригующая теория гласит, что волки фактически приспособили нас к своим нуждам, что это они одомашнили нас и в какой-то степени даже цивилизовали нас.

В 2003 году Вольфганг М. Шлейдт, бывший директор Венского института этологии имени Конрада Лоренца, и его соавтор Майкл Д. Шалтер предложили эту альтернативу стандартной точке зрения на одомашнивание волков, сделав акцент на товарищеские отношения, а не на человеческое превосходство. По их словам, «самое значительное приближение к человеческой морали, которое мы можем найти в природе, – это серый волк, Canis lupus. Это особенно странно, учитывая дурную репутацию волков в нашем фольклоре». Они ссылаются на способность волков к сотрудничеству, отмечая их хорошо скоординированные охотничьи инстинкты – эти животные помогают друг другу нести предметы, слишком тяжелые для одного, обеспечивают не только своих детенышей, но и других членов стаи, помогают воспитывать подрастающее поколение стаи, и многое другое, что «существует только в человеческих сообществах».

В таком случае разумно предположить, «что социальность и способность к сотрудничеству собачьих являются достаточно древними чертами с точки зрения эволюции, опережая человеческую социальность и способность к сотрудничеству на миллионы лет». Это дает авторам возможность уточнить толкование латинской пословицы Homo homini lupus est: «Человек человеку есть – или, по крайней мере, должен быть – своего рода волк». Шлейдт и Шалтер утверждают: вместо предположения, что одомашненные животные не являются «преднамеренными творениями человеческой изобретательности», следует признать: ранние контакты между волками и людьми были взаимными, и это привело к изменениям обоих видов, ставшим частью процесса совместной эволюции. Они также утверждают, что после ледникового периода волки были первыми скотоводами оленьих стад. Когда люди переселились из Африки в Евразию, то научились у волков навыкам охоты и пастушества, а также практике сотрудничества и иерархического ранжирования. Шлейдт в своей предыдущей статье называет это «люпификацией» человеческого поведения, привычек и даже этики.

Вместе с Шалтером он утверждает, что мы ценим собак за теплоту в общении, игривость и преданность – то есть за способность жить в гармонии внутри стаи, работать в команде «не только во время охоты, но и при совместном вынашивании и воспитании щенков». Члены стаи могут принимать в стаю чужаков, но горе чужаку или даже близкому родственнику, который нарушает гармонию. Не животные позаимствовали эти черты из нашего поведения, они были в собаках изначально. (А как же наши более прямые предки – обезьяны? Ученые утверждают, что приматы более эгоистичны, чем волки или собаки; их «макиавеллиевский» – бесчестный и вероломный – ход мысли мешает успешно действовать сообща.) Авторы утверждают: то, что мы называем «человечностью», «было изобретено миллионы лет назад ранними псовыми», а «влияние волчьей этики на нашу собственную» может быть равно или даже превосходить влияние, которое оказывали люди, осуществляя медленное превращение волков в собак.

В последующие тысячелетия новые поколения людей наследовали определенные признаки, поскольку они эволюционировали вместе с поколениями волков, волко-собак и собак. Поэтому нет ничего странного в предположении, что собаки – в моем случае Баннер – продолжают влиять на нашу этику, нашу способность сотрудничать, наше чувство порядка и даже нашу способность любить. Я предпочитаю думать, что Баннер был особенным. И дело не только в том, что таким он был специально выведен заводчиками, а эта особенность шла из глубины его души – из того, что было заложено в нем задолго до того, как поверхностные поведенческие характеристики современной селекции навели окончательный лоск (до того момента, как она свернула в сторону близкородственного скрещивания, что привело к генетическим заболеваниям, таким как дисплазия тазобедренных суставов).

Я хочу верить, что основа характера Баннера является следствием его общинной дикости – коллективной памяти серых волков, которые любили и защищали свои собственные семьи, даже живя на границе костров древних людей.

До тех пор, пока генетика не даст окончательно ответа, детали теорий одомашнивания или совместной эволюции остаются гипотетическими. А пока давайте просто предположим, что собаки, кошки и, в меньшей степени, другие домашние и даже дикие животные сосуществовали с нами на протяжении тысячелетий. Они – часть нас. Мы – часть их. Мы создали друг друга по образу и подобию друг друга и до сих пор делаем это.

Андреас Вебер долго и упорно размышлял о важности общения с животными для детей. Вебер – немецкий ученый и писатель, имеющий ученые степени в области морской биологии и культурологии. Он пользуется уважением во всем мире за свою работу в области научно-популярной литературы и экологической устойчивости. В своей книге «Биология чуда» он исследует то, что он и другие ученые считают «новым пониманием» в науке и искусстве – «биопоэтику» или «жизнь как смысл бытия».

Он расширяет традиционное изучение биологии до поиска личных и общественных истин посредством биологии. Этот поиск начинается в самые ранние моменты зарождения нашего сознания и происходит либо при непосредственном контакте с природой, либо когда ребенок сидит на коленях взрослого, наблюдая, как переворачиваются страницы. «Почти у каждого ребенка в его первой книжке вы увидите множество животных, – пишет Вебер. – И это свойственно всем культурам… Действительно, многие 12-месячные малыши с энтузиазмом рвутся из своей коляски только для того, чтобы прикоснуться к проходящей мимо собаке… В списке наших сложных концепций развития человека в раннем детстве остается гигантское пустое место. Эта пустота – следствие беспощадной недооценки всего, что не может говорить словами».

Детская литература является наглядным доказательством важности животных в жизни и развитии детей, хотя, согласно одному исследованию, эта связь может ослабевать. В 2011 году журнал Socialist Inquiry опубликовал исследование сотрудников нескольких университетов, которые рассмотрели 296 детских книг, в период с 1938 по 2008 год получавших награды и премии Калдекотта. В первое десятилетие изображения окружающей среды составляли лишь около трети рисунков. К 2000-м годам изображения природы сократились почти вдвое. Сегодня, по словам одного из авторов исследования, природная среда и дикие животные «почти полностью исчезли из этих книг». Конечно, обладатели медалей Калдекотта – это узкая выборка из детских книг, но исследователи задаются следующим вопросом: являются ли образы природы, закладываемые в детском воображении, скопированными с реальности или это продукт культуры? Гипотеза И. О. Уилсона о биофилии – о том, что мы генетически запрограммированы на тягу к живой природе, – предполагает первое.