– А что мне оставалось еще делать? Меня как последнеголоха закрыли в этой хате! Этот придурок даже мою пушку забрал. Ни телефона, ниключей! Я хотел на соседний балкон перемахнуть, но там никого не было. Не могуже я спускаться по балконам с пятого этажа! На хрена ты так высоко забралась!Хотел покричать, чтобы аварийку вызвали и дверь взломали, но народ тут жуткопугливый оказался. Только рот раскрою – прохожие голову опускают и проносятсясо скоростью звука: мол, мы такие чистенькие, ничего не знаем и знать не хотим.Соседка твоя со второго этажа высунулась и давай орать, что она вызоветмилицию, если я буянить не прекращу. Больно мне надо в ментовку попадать! Какна зло, мой сотовый тоже молчит. Оказывается, ни цента на счету не осталось.Забыл компании деньги кинуть, а в долг никто не дает говорить, сама знаешь. Ятут упарился! В последний раз вышел на балкон, окликнул одну девушку, привязалк небольшому грузику сторублевую купюру и скинул ей. При этом убедительно еепопросил, чтобы она аварийку вызвала, а деньги, мол, за суету. Она оказалась недура. Деньги взяла, и больше я ее не видел.

– Представляю, как ты надрывался, чтобы тебяуслышали, – место у нас шумное.

– Это точно. У меня до сих пор голосовые связки болят.А что мне оставалось делать? Открыл случайно холодильник, гляжу – самогонкастоит. Я как-то раньше никогда ею не баловался. Я в основном дорогие напиткипью. Но, за отсутствием чего-нибудь лучшего, пришлось выпить это. Затемотключился, ничего не помню. Ты уж извини. Я очень сильно за тебя переживал.Нервы сдали!

– Хорошо же ты переживал! Нажрался как сволочь, а мнесамой выкручивайся! Я надеялась, что ты ко мне на помощь придешь, да только оттебя помощи черта с два дождешься! Самогонку вылакал. Как я теперь Таньке вглаза посмотрю, она же кому-то подарить обещала!

– Скажи ей, что от такой гадости можно смелоотправиться на тот свет. Пусть ваша баба Люба сама свою отраву хлещет, а другихне поит!

– Все остальные напитки нам не по карману, а праздниковв году целая куча. Не отметишь – жалко. Хорошо хоть больные иногда отстегиваютпри выписке. Ты ведь тоже Петровичу коньяк подарил.

– Вы же медики, вам по рангу положено пить медицинскийспирт, а не самогонку хлестать.

– С медицинским спиртом у нас напряженка. Егоанестезиологи глушат в таких количествах, что больным приходится уколы с сухойваткой делать.

– Если бы я знал, что у вас одни алкаши работают, вжизни бы не пошел к вам свое драгоценное яйцо лечить.

– Тоже мне, нашел драгоценное яйцо! Можно подумать, оноу тебя золотое!

– Золотое не золотое, а чего-то стоит, бабы нежаловались.

– Да если бы не наша больница, ты бы так и не узнал,что болеешь спидом. Сгорел бы как свечка, даже не догадываясь, в чем причина.Так хоть лекарством подпитываешься. Все ж дольше проживешь, чем тебе отпущено.

– Лучше бы я ничего не знал, – задумчиво произнесИлья. – Ладно, Машка, не злись. Я тебе вместо самогонки несколько бутылок“Хеннесси” куплю, обещаю. Придешь в свою больницу как крутая. Выкатишь бутылкина стол и скажешь: “Смотри, баба Люба, что нужно пить! А ты нас этим мерзкимпойлом спаиваешь! Учись, пока я жива”. Представь, как твои алкаши одуреют!

Илья внимательно посмотрел на меня и тихо спросил:

– Машка, а ты что поцарапанная такая, ей-Богу? Щекаразодрана. Ты хоть на себя в зеркало-то смотрела? А это что? – Он перевелвзгляд на розы и замотал головой. – Откуда эти цветы? Их раньше тут небыло.

– Шла по дороге, смотрю – букет лежит. Я и подняла, ужбольно красивые. Понюхай, как пахнут.

– Где подобрала-то?

– В коттеджном поселке. У дома, где раньше жил Валет –Ладно, Машка, хватит заливать, лучше скажи, ты нашла деньги?

– Как я могу их найти? Ты же прекрасно знаешь, что яникогда раньше не была в этом доме.

– Почему же тебя отпустили?

– А некому было задерживать. Серега с Павлухой мертвы.Остался один Батон. И то у него нога простреленная. С такой ногой далеко непроковыляешь. Может, сдох по дороге…

– Как это произошло? – выпучил глаза Илья.

– Как, как – да вот так. Только мы подошли к дому, какиз-за кустов раздались выстрелы. Батоновы кореша погибли на месте, сам онубежал, а я потеряла сознание. Очнулась рано утром, посидела немного, вышла заворота и поехала домой. Розы, вот, по дороге нашла. – Выкладывать Ильеподробности этой ночи я не собиралась.

– Машка, а ты мне все рассказала? – недоверчивоспросил Илья.

– Конечно, мне утаивать нечего.

– Насколько я знаю, у тебя есть дурацкая привычкапридумывать своим историям не правдоподобный конец.

– На этот раз я рассказала тебе все! Мне нечего от тебяскрывать.

Илья обнял меня за талию и уткнулся в мой живот. Явыпрямилась и обхватила его голову руками.

– Машенька, есть хочется. Сваргань омлет. Ты его таквкусно делаешь, – жалобно попросил он.

– Господи, Илья, ты даже не представляешь, какая тысволочь. А если бы меня грохнули сегодня ночью, кто бы тебе готовил омлет?

– Машка, я знал, что тебя не грохнут. Ты отчаянная. Тывыкрутишься из любой ситуации. – Илья посадил меня к себе на колени иуткнулся в мою шею. – Я даже и не думал, что ты сможешь меня простить…

– Такое не прощается, Илья. И вообще, не смей мнебольше напоминать о спиде. Иногда я забываю, что неизлечимо больна, и чувствую,что не все потеряно. Но стоит только опуститься на грешную землю – жизнь теряетвсякий смысл и хочется моментально покончить со всем этим дерьмом. Как твояголова?

– Раскалывается. Маш, налей мне водички попить.

Сделав глоток, Илья тяжело закашлял.

– Что с тобой, – тихо спросила я, когда приступзакончился.

– Ничего, – ответил он и прижался ко мне, какмаленький ребенок. Я погладила его по голове и улыбнулась:

– Послушай, а ты случайно домой не собираешься? Ты что,собрался у меня жить?

– Неужели ты против? – удивился Илья.

– Нет, я не против, просто мог бы сначала спросить.Давай договоримся на будущее: если что-то взбредет тебе в голову, ты уж поставьменя в известность…

– Машка, но ты же хотела, чтобы мы были вместе. Вданный момент я целиком и полностью принадлежу тебе. Ты сама совсем недавноговорила, что у нас есть будущее.