– Это моя сволочь, – тихо сказала я. –Понимаешь, моя?! Мне решать, что делать с этой сволочью: закапывать илицеловать в задницу…

– Значит, на работу ты больше не выйдешь. Завтрамедкомиссия. Тебе туда нельзя.

– Завтра я напишу заявление об уходе в связи спереездом на другое место жительства.

– А почему в связи с переездом?

– Это будет выглядеть правдоподобно, никто не станетзадавать лишних вопросов. Скажу, что переезжаю в другой район. В эту больницудалеко добираться. Я думаю, в этом случае заведующая моментально подпишет.

– Тоже верно. Только получается, что тебе больше нельзяработать. Чтобы устроиться на другую работу, нужно пройти медицинскую комиссию.Сейчас даже дворники и уборщицы комиссии проходят.

– Господи, на что же я буду существовать? –схватилась я за голову. – Ведь я даже ничего не накопила! Да развенакопишь с таким окладом? На питание-то не хватало. Я уже забыла, когда мясосвежее ела. Тушенка, и то в радость. Ни про какие деликатесы и речи быть немогло. Еще, как на зло, проездной на автобус закончился, а на новый денег нет.

– У тебя есть Илья. Пусть он тебя кормит и деньги дает.Фактически он сделал тебя инвалидом. Вот пусть инвалидность и оплачивает.

Танька поднялась со своего места, подошла ко мне, присела ислегка приобняла. Я уткнулась ей в плечо и громко заревела. Немногоуспокоившись, нервно поправила волосы и тихо спросила:

– Ты не брезгуешь?

– Чем именно?

– Но я же все-таки заразная.

– Нет. Просто как-то непривычно. Ты и спид. Такие дванесовместимых понятия соединились вместе. Ладно, мне пора. Держись. Я тебеобязательно позвоню.

– Таньки, поклянись, что ты никому не скажешь о моейболезни.

– Не скажу.

– Подожди!

Я быстро вскочила, схватила листок бумаги и написалазаявление об уходе.

– Что это?

– Отнеси это заявление в больницу. Я не хочу туда идти.Мне тяжело морально, пойми правильно. Скажи, что я заболела. Лежу стемпературой.

– Хорошо. – Танька положила листок в сумочку ипошла к выходу. Затем она резко остановилась и посмотрела на меня.

– Маша, все-таки, как бы тебе ни было хреново, лучшегони этого скота на все четыре стороны. Гони как можно дальше!

– Я обязательно приму во внимание твои слова, но, ксожалению, у меня никого, кроме этого скота, не остается.

– Это не выход из положения.

– В моей ситуации не может быть выхода. Я в тупике.

Танька пожала мне руку и ушла. Я закрыла за ней дверь, селана пол и обхватила голову руками, затем потрогала шею, боясь найти на ней хотькакие-нибудь уплотнения. Не обнаружив ничего подозрительного, я облегченновздохнула и бросилась в комнату приводить себя в порядок. Надев нарядное летнееплатье, посмотрела на часы, выключила курицу и принялась ждать Илью. Около трехчасов ночи я положила курицу в холодильник и легла спать.

Илья объявился только через двое суток. Все это время я невыходила из дома, ничего не ела, только чашками пила крепкий кофе. Несколькораз звонила Танька. Она сказала, что заведующая без проблем подписала моезаявление об уходе и пожелала удачи во всех моих начинаниях. Пару раз звонилДимка и пытался хоть немного развеселить меня. Он напрашивался в гости, но язапретила ему это делать, мотивируя тем, что несколько суток назад вышла замуж.Димка немного помолчал и положил трубку.

Когда Илья наконец объявился, он как ни в чем не бывалопозвонил в дверь и, ни слова не говоря, зашел в квартиру. Вид у него былуставший. Скинув костюм и рубашку, он подошел ко мне, заглянул в глаза и спросил:

– Машка, ну давай, где твоя курица? Я моментальноуловила запах перегара и сморщила нос.

– Что воротишься-то? От меня разит, как от скота? Явчера перебрал немного. С пацанами в сауне парился.

Илья тяжело закашлял.

– Ну так где твоя курица? – повторил он, поправляяплавки.

Илья прошел на кухню, уселся за стол и закурил. Яприслонилась к косяку и пристально посмотрела на него.

– Машка, ну что ты встала как парализованная?! Готовьна стол! Мужик в дом пришел! Если мужик пришел, то баба должна по хозяйствусуетиться. Так на Руси заведено, – засмеялся Илья и опять закашлял. –Если ты не сварганила курицу, то разогревай борщ, хоть он и с тушенкой. Я люблюборщи только из свежего мяса. Борщ с тушенкой напоминает мне общагу. Я помолодости бегал к девчонкам в общежитие на трахатушки. Я даже не вспомню, чтоза общага была. Дай Бог памяти, кажется швей-мотористок. Короче, у них всегдаборщ с тушенкой был.

Я взяла полотенце и бросила ему в лицо.

– Вот и беги к швеям-мотористкам жрать борщ! Пошел вониз моего дома!

Илья развернул полотенце, вытер им руки, положил его набатарею и улыбнулся.

– Ну ладно, Машка, что опять завелась! Кончайполотенцами кидаться! И вообще, завязывай со мной так обращаться. Мне нуженспокойный образ жизни. Я щас порцию лекарств заглотнул. Мне нельзя нервничать.

– Я сейчас в тебя не только полотенцем, но и табуреткойзапущу! Ты где мотался двое суток?! Я уже не знала, что и думать! Хотела повсем моргам и больницам звонить. Я думала, что ты явишься в тот же день, какушел. Что ты делал все это время?

– Занимался делами, – сквозь зубы процедил Илья.

– Можно было позвонить, предупредить, чтозадерживаешься.

Я была готова разреветься в любую минуту.

– У тебя телефон отключен.

– Я уже включила. Я сразу включила, как ты ушел.Думала, мало ли чего. Задерживаешься, знаешь, что я переживаю, места себе ненахожу. Как тут не позвонить? Я бы сразу успокоилась.

Я подошла к Илье, опустилась на колени и уткнулась в плавки.Затем всхлипнула и быстро заговорила:

– Илюша, мальчик мой бесценный. Радость моя ненагляднаяЯ же так сильно тебя люблю. Мне без тебя жить незачем. Я ведь только ради тебяживу. Пусть у нас все не по-людски. Пусть не так, как у других, но главное чтомы вместе. Я тебя прошу, я тебя умоляю, ты мне звони, ладно? Предупреждай,когда задерживаешься.

– Ладно. – безразлично ответил Илья.

– Что ладно-то?

– Буду звонить.