В просторной квартире была оборудована студия. Всепространство вдоль стен заставлено картинами. Тут же лежал надувной матрасвместо кровати, еще были журнальный столик с остатками трапезы, три стула, накоторых тоже стояли картины. И невероятное количество всякого хлама – старыхсамоваров, странного вида горшков, бутылок и даже фрагментов мебели: резныеножки стульев и дверцы шкафа с вологодской росписью. Впрочем, сама хозяйка всеэто вряд ли считала хламом.

Общий вид жилища вызывал уныние, несмотря на обилие света. Идело было не в вещах, а в самой атмосфере квартиры. В воздухе, что называется,витал дух одиночества и несчастья. Мне показалось, я уже все знаю об этойженщине, лишь только я вошла сюда, о ее холодных ночах и тоскливом утре, может,потому, что этот кисловатый вкус неприкаянности мне самой был хорошо знаком.

Картины стояли изображением к стене, но и той одной, чтобыла на мольберте в центре комнаты, оказалось вполне достаточно. Крест в видереактивного самолета, а на нем фигура обнаженной распятой женщины, снеестественно вывернутыми руками и ногами. Вместо тернового венца – заячьи ушкина ободке. Картина произвела на меня гнетущее впечатление, спасло лишь то, чтонаписана она была плохо, и тоску быстро сменило раздражение.

Девушка сняла картину с мольберта и приставила ее к стене.Признаться, я вздохнула с облегчением.

– Не любите показывать свои работы?

– А вы что, разбираетесь в живописи? – Стало ясно,характер у девушки колючий, и мне придется нелегко. – Вы что, сюдаспециально из-за нее приехали? – с недоверием спросила Инна.

– Вы имеете в виду несчастный случай с ЛюдмилойМатвеевной?

– Ну да.

– Почему вас это удивляет?

– Вы же сами говорите: несчастный случай, чего сюдатащиться?

– Хотелось бы кое-что уточнить.

– Ладно, садитесь. – Она освободила от картин одинстул.

– Вы давно живете в этом городе?

– С семнадцати лет. Как в институт поступила.

– В вашем родном городе есть отделение худграфа…

– Ну и что? – пожала она плечами.

– Решение учиться здесь было как-то связано с женитьбойотца?

– Он мой отчим. Вы что, не знали об этом? Он удочерилменя, как только женился на моей матери.

– Ваши отношения с ним…

– У нас прекрасные отношения, – перебила онаменя. – Когда мать погибла, он мог сдать меня в интернат. Но он этого несделал. Каждый месяц переводит мне двадцать пять тысяч, если бы я попросила,переводил бы больше, эту квартиру тоже он купил. Я не продала ни одной своейкартины и, если бы не он, пухла б с голоду. Или горбатилась в какой-нибудьконторе за гроши. Он верит, что у меня есть талант, – усмехнулась она.

– Что ж в этом удивительного?

– Ничего. Просто у меня нет таланта. И никогда не было.Я заметила, как вы поморщились, глядя на мою картину. Не понравилось?

– Почему же?

– Врать-то зачем?

– По одной картине трудно судить, – дипломатичноответила я, пожав плечами.

– Они все никуда не годятся.

Девушка прошлась по студии, села на надувной матрас изакуталась в плед, зябко ежась, хотя в квартире было тепло, даже душно.

– Чего вы от меня хотите? – спросила она с вызовом.

– Расскажите о семье отчима.

– Хорошая семья, все любили друг друга и былисчастливы. – Она сказала это без иронии.

– У вас не сложились отношения с Людмилой Матвеевной?

– С этой тупой коровой? – фыркнула она. – Дая ее знать не знаю.

– Что не мешает вам давать ей подобнуюхарактеристику, – заметила я.

– Она ей соответствует.

– Почему, можно спросить?

– Потому что ее интересовал только один человек насвете – она сама. Все остальное значение не имело. Слушайте, зачем вы приехали?

– Я ведь уже ответила на ваш вопрос, разве нет?

– Наверное, я не слышала.

– Ваши родители, я имею в виду вашу мать и отчима, ониладили друг с другом?

– Не помню, чтобы они когда-нибудь ссорились. У насвообще была образцовая семья.

– Вы с самого начала знали, что Владимир Сергеевич вамне родной отец?

– Конечно. Мать вышла за него замуж, когда мнеисполнилось шесть лет, моему настоящему отцу не было до меня никакого дела.Сомневаюсь, что он хоть раз вспомнил о моем существовании.

– Корзухин был хорошим отцом?

– Это что, имеет отношение к смерти его жены?

– В общем, нет. Если не хотите, не отвечайте.

– Если он до сих пор мне помогает, нетрудно догадаться.

– Он любил вас?

– Да. А я любила его. И сейчас люблю, – добавилаона со вздохом. – Теперь я понимаю, как счастлива была…

– Он женился вторично, когда Вике было уже пять лет.Это связано…

– Понятия не имею, с чем это связано. Я знать не знала,что у него кто-то есть. Сказала, что хочу учиться в этом городе, и удивилась,как легко он согласился. Оказывается, они уже обо всем договорились, и мойотъезд был как нельзя кстати.

– Вас это задело?

– Конечно нет. Он должен был устроить свою жизнь. Ястала взрослой. У него свой путь, у меня свой. Просто моя жизнь не задалась, ия выгляжу злобной сукой. Не обращайте внимания.

– С отчимом вы часто видитесь?

– Обычно он приезжает раз в месяц, иногда чаще. Передпраздником или днем рождения. Деньги мне переводят на карточку, так что онприезжает не для того… Просто ему меня жаль.

– Или он до сих пор вас любит.

– Надеюсь. По-вашему, я любви не заслуживаю? –усмехнулась она.

– Отчего же?

– Ладно, валяйте дальше свои вопросы.

– Вы сказали, он приезжает раз в месяц. А вы сами частоездили к нему?

– После того, как они перебрались в областной центр,только однажды – на ее похороны.

– Почему?

– Господи, ну неужели не ясно? Что мне там делать? Уних семья, своя жизнь….