Улита недоверчиво посмотрела. Да, так и есть. На суккубеобнаружилась красная, с перламутровыми пуговицами жилетка, точно созданная длярыданий. Из кармана жилетки предусмотрительно торчал угол носового платка.Улита рывком вытащила его. Платок оказался огромным, словно из историческогоромана, где платками, как известно, связывали пленных и перебинтовывалираненых.

«Мысли подзеркаливает, гад!.. Убить, что ли? Ну да шут сним! Почему бы и нет?» – пронеслось в голове у ведьмы, и, ухватив суккуба закарман, она потянула его в освободившуюся примерочную кабинку.

– О, я вижу: адреналинчик мы уже сбросили! Никто никогоне убивает, все хотят разговаривать! – вполголоса пролепетал Хнык. Праваясторона его штопаного лица расплылась в сладчайшей улыбке. – Я всегда такделаю: когда на меня кто-то злится, довожу его до истерики, чтобы он хорошенькоотбушевался, выдохся и стал как тряпочка. Многие после этого мягонькиестановятся, как глина. Что из них хочешь, то и лепи!

Вежливая моль деликатно подлетела к ним, моргая кукольнымиглазами. Хнык, задернувший было шторку, высунулся и поманил ее.

– Нюня моя, умоляю! Возьмите вот это, поставьте вонтуда! – распорядился суккуб, указующим перстом соединяя две точкипространства.

Продавщица недоуменно оглянулась, заблудилась взглядом впестрой одежде и хотела снова повернуться, но в этот момент крайняя из вешалокопрокинулась, расплескивая попугайские краски. Мгновенно забыв о кабинке,вежливая моль метнулась поднимать платья. Наконец-то можно было делать что-топривычное, ясное. В душе у продавщицы воцарились покой и порядок.

Примерочная кабинка стонала и плакала. Шторка то надувалась,то парусом втягивалась внутрь. Внутри тропическим тайфуном бушевала Улита.

– Какие у меня перспективы? Меня никто не любит! Я немогу быть женой! Не могу быть матерью! – кричала она.

Суккуб заботливо пригорюнился, с сочувствием разглядываяполнокровную Улиту. Сопереживают суккубы всегда искренно. В этом корень ихпроцветания. Правда, и плату за сочувствие они забирают всегда в полном объеме.

– Не страдай ты так, мамочка! Сколько еще временивпереди! Да ты колодец здоровья! Мечта одинокого вампира и старого холостяка,любящего домашнюю выпечку и грибочки в сметане, – сказал Хнык льстиво.

Улита раздраженно дернула ногой, ударилась коленом оперегородку и ойкнула.

– Ты когда-нибудь слышал, чтобы ведьмы становилисьматерями? Чтобы их любили долго и искренно? Самих по себе любили, без поганых чар?Пока я молодая ведьма, это ничего, терпимо. Но рано или поздно я стану старойведьмой, и это все, финал! А как умирают ведьмы, я знаю, видела! Они вгрызаютсязубами в подушку, надеясь хоть так удержать на земле лишнюю минуту!

Хнык не стал спорить. Факты есть факты. Лучше не опровергатьто, что известно даже идиоту.

– Я даже не Тартара боюсь! Я боюсь долгого, одинокого излобного увядания. А оно меня ждет. Я знала толпы ведьм, и все так кончили.Отрываются на шабаше, а у самих в глазах ужас, – сказала Улита.

Хнык пустил из левого глаза слезу. Затем одумался и слезуосушил.

– Тебе ли страдать, нюня моя! Ну ведьма и ведьма.Тартар и Тартар. Расслабься и живи как живется! Ну бросил тебя светлый, другогонайди. Чего сопли на кулак мотать?

– Не хочу никого другого. Надоело! Всю жизнь я только иделала, что прилепляла любовь к плоти. Поначалу любовь не хотела прилипать, апотом прилипла как колбаса к сковороде. Теперь без вони не отдерешь. Да и самалюбовь сморщилась. Все, нет ее! И меня нет! – тускло сказала Улита ивнезапно без размаха, но с чудовищной силой ударила кулаком в зеркало.

Суккуб со знанием дела повис у нее на шее и запричитал.Кабинка затряслась. Это рыдала Улита. Примерно через четверть часа занавескаотдернулась и из кабинки вихляющей походкой вышел Хнык. Он пережрал эмоций, иего круглые глазки вращались в орбитах как кукольные пуговицы. Суккубы обладаютдаром выпивать чужие горести, питаясь человеческими бедами, как стервятникипадалью. Человек, изливший им свою душу, испытывает нечто сродни временномуоблегчению. Ему кажется, что он понят, а скорби его разделены. Вот толькоразделить скорби или с аппетитом сожрать их, промокнув губы салфеточкой – это,как известно, не одно и то же.

За Хныком шла Улита. Глаза у нее были красные, зато прическауже в полном порядке. Хнык, помимо прочего, был еще и неплохим парикмахером.

– Ну что я тебе скажу, зюзя моя! Объективно, конечно,дура ты. А субъективно – он. Ты к нему всем сердцем, а он в тебя высморкался иножки о тебя вытер! У-у-у! Я б ему такого не спустило! – бабьим голосомрассуждал Хнык, похлопывая Улиту по горячему плечу.

Улита не стала акцентироваться на этом «не спустило». Оназнала, что, увлекаясь, суккубы порой говорят о себе в среднем роде. Вместоэтого ведьма подозрительно посмотрела на Хныка, который выглядел слишком уждовольным, и внезапно пожалела, что поддалась слабости.

– Ты мне кое-что обещала, нюня моя. Не забыла? –внезапно спросил Хнык.

Еще недавно подобострастный, теперь он вел себя расхлябаннои даже покровительственно. Точно внутри безвольно-мягкой подушки, которую всепривыкли пинать ногами, внезапно оказалась стальная гирька. Эх, не так простысуккубы! Не такие уж они безвольные мямлики!

– Что я обещала? – рассеянно спросила Улита.

В горячке она могла, конечно, ляпнуть все, что угодно.

Хнык осклабился:

– Ну как же? А обещание отдать мне то первое, что япопрошу, без всяких отговорок?

Улита расхохоталась.

– Тебе придется подвинуться. У меня нет эйдоса. А еслии есть, он ко мне не вернется. Я ведьма, – заявила она.

Хнык не смутился.

– Ну мало ли! Вдруг я не эйдос попрошу? А, может,хи-хи, и эйдос! Кто знает, когда какое чудо произойдет? Всегда полезно напередподстраховаться. Я, Хныкус Визглярий Истерикус Третий, всегда так делаю.

Хнык дрыгнул ножкой и, оглядываясь, затопал к выходу. Подороге он высунул язык и на глазах у продавщицы пакостно облизал себе не тольконос, но и брови, что было совсем уже невероятно. Продавщица позеленела ибрезгливо отвернулась. Воспользовавшись этим, суккуб ловко сунул себе поджилетку шелковый топик с ближайшей вешалки и прошмыгнул сквозь ябедливопискнувший турникет.

Улита вышла следом. Оказалось, Хнык не ушел и ждет ее. Онподскочил к ней бочком и странным свистящим шепотом выплюнул: