— Моя жена — австрийка, она решила, что в Англии ей будет неуютно. Она ненавидит нацистов, но народ у нас предвзятый, и никто не стал бы разбираться. Мы немного пожили в Португалии, во время войны сохранявшей нейтралитет, а потом перебрались сюда.

— Боюсь, тут она столкнется с такими же предрассудками, — ответил Люк, вспомнив, что они с Изабеллой видели на винограднике Рокка. — Я заметил, что в вашем личном деле не упоминается об участии в боевых действиях, но вы молоды и, кажется, здоровы и годны к военной службе. Вы же не уклонист?

Он заметил, что Джонс поморщился, когда Люк предположил, что тот уклонялся от службы в армии, но его ответ ничего не прояснил.

— Во время войны я работал на британское правительство.

Люк подождал, надеясь, что Джонс дополнит свой туманный ответ, но, когда тот промолчал, был вынужден спросить:

— И что это значит?

Джош улыбнулся:

— Это значит, что мне нельзя об этом говорить.

— Вы понимаете, как сложно взять на работу человека без рекомендаций? Я даже не знаю, какая у вас специальность.

— Прекрасно понимаю. Я встречался с такой реакцией десятки раз.

— И по-прежнему не желаете рассказывать, кем работали в военное время? — Люк раздумывал, стоило ли задать вопрос, вертевшийся у него на языке. А когда Джош не ответил, решил рискнуть: — Значит ли это, что вы связаны Законом о государственной тайне? И отказываетесь говорить, где работали, потому что занимались шпионажем?

Джонс ответил, глядя на стену за спиной Люка:

— Возможно, вы правы, но я, разумеется, не могу даже подтвердить ваше предположение. — Джонс помолчал и добавил: — Но если бы вы ошиблись, я бы вам сказал.

Тогда Джош этого не понимал, но его отказ раскрыть, чем он занимался во время войны, не снизил его шансы получить работу, а, напротив, повысил их. Люк воспользовался выигранным преимуществом и задал еще пару наводящих вопросов:

— Полагаю, в вашей работе вам приходилось подвергаться опасности и совершать вылазки на территорию врага? Поправьте меня, если я ошибаюсь.

— Если вы скажете что-то, с чем я буду не согласен, я обязательно вам сообщу, — ответил Джош.

— И ваша жена и родители, вероятно, не в курсе рода вашей деятельности?

— Моя жена Астрид отчасти в курсе, так как участвовала в одной из операций.

Тут Люк решил, что расспросов достаточно. Интуиция подсказывала, что Джонс идеально годился для выбранной им задачи.

— Скажите, много ли вы знаете об австралийской банковской отрасли?

— Почти ничего, к сожалению.

— В таком случае вам придется многому научиться за очень короткий срок. Работа, которую я планирую вам поручить, связана с банковским делом. У меня лишь два вопроса. Вы сами хотите заняться этой работой? И считаете ли, что справитесь? На первый вопрос можете ответить сейчас. На второй — когда согласитесь выполнить мое задание. Если вы согласны, я объясню, для чего вас вызвал.

Меньше чем через час Джошуа Джонс покинул здание штаб-квартиры «Фишер-Спрингз». Он поспешил в маленькую квартиру, которую они с Астрид снимали, и сообщил ей хорошую новость. На самом деле, новостей было две: его взяли в «Фишер-Спрингз» на должность менеджера-стажера в банке. На новую зарплату можно было снять более комфортабельное жилье. О том, что задание могло быть опасным, он предпочел не упоминать, как не упоминал о других своих поручениях за время работы на Идрита Пойнтона, более известного как мистер Смит. Астрид ни к чему было знать обо всем; это причинило бы ей лишнее беспокойство.

Изабелла Фишер тревожилась за Люка. Ответственность за управление компанией в период сплошных кризисов легла тяжелым грузом на плечи мужа, у которого не было ни большого опыта, ни партнеров, способных проконсультировать его и дать дельный совет. Помимо деловых проблем, Люк с Беллой сильно переживали за исход болезни Луизы. Белла была беременна, и в больницу ее не пускали, боясь инфекции: никто не хотел рисковать ее здоровьем и благополучием малыша.

Состояние Луизы по-прежнему оставалось неопределенным, и несколько недель прошли в напряжении. Но затем Люку с Беллой сообщили, что Луиза пошла на поправку; врачи объявили, что ее жизнь вне опасности. К тому моменту Патрик Финнеган успел сносить хорошие ботинки, шагая в волнении по больничным коридорам. Он ночевал в больнице безотлучно, пока врачи в весьма осторожных выражениях не сообщили ему, что опасность миновала. Лишь тогда Патрик вернулся домой и передал хорошую новость Эллиоту и Дотти, после чего позвонил Белле, Люку и Финлею. Последнему, младшему ребенку Финнеганов, сказали о болезни матери, но не стали уточнять, насколько опасным было ее состояние и как велик шанс ее потерять.

Приехав в дом, Патрик не застал внизу ни Эллиота, ни Дотти. Он окликнул их по имени, и через несколько минут они спустились. Патрик уже был в своем кабинете и звонил Белле.

— Мама вне опасности, — сказал он, слушая длинные гудки. Примерно через минуту повесил трубку, поднял голову и ободряюще улыбнулся молодой паре. — Новость хорошая: кризис миновал. Врачи говорят, что до полного выздоровления еще далеко, но, по крайней мере, мы ее не потеряем.

Он сглотнул подступивший к горлу ком, а Эллиот с Дотти бросились его утешать.

— Позвоню Люку. Он тоже должен знать, и, возможно, он скажет, где Изабелла. Потом позвоню Финлею, только надо посчитать разницу во времени между нами и Виргинией.

Люк, естественно, обрадовался и обещал все передать Белле.

— Она опять пошла по магазинам. Это на несколько часов. — Люк на минутку замолчал, а потом добавил: — Или пока не закончатся деньги, которые я выдал ей сегодня утром. А вечером у нас собеседования с нянями. Зачем нам няня, ума не приложу.

Патрик усмехнулся:

— Между прочим, мы с Луизой так и познакомились. Если я правильно припоминаю, ее оставили присматривать за какими-то детишками, пока их родители были в отъезде.

— Ах да, я и забыл, что Луиза была нашей няней.

— Было дело. —