Ей нужны былиденьги, и немедленно.

Горничная принеслаутренние газеты, уделившие много места ее поведению накануне в госпитале. Ее простораспяли на кресте. Мария Гвиди победила, в то время как она, Шанталь Онфлер,оказалась буквально раздавленной под тяжестью своих же собственныхнеосмотрительных заявлений.

Шанталь быларазбита на всех фронтах и теперь испытывала то же чувство, которое овладевалоею после крупного проигрыша в казино: волчий голод и неукротимую жажду секса.Она позвонила и заказала завтрак.

— Чтожелаете? — вежливо спросил официант.

— Все, —ответила она сухо и, дав отбой, тут же перезвонила в номер Марка-Антонио.

— Идисюда, — это был недвусмысленный приказ.

Встав под душ, онаподставила тело под тугую струю ледяной воды, потом отвернула до пределагорячий кран и принялась докрасна растираться жесткой махровой рукавичкой.Шанталь очень гордилась своей белоснежной кожей и тщательно оберегала ее отвоздействия солнечных лучей, чтобы, не дай бог, не испортить это бархатноечудо. Она придерживалась жесточайшей диеты, исключавшей жиры и углеводы, апозволив себе съесть шоколадку, мучилась угрызениями совести целую неделю.

Закутавшись врозовый пеньюар и вернувшись в спальню, она обнаружила Марка-Антонио в своейпостели.

— Я хочуспать, — пробормотал он.

— Спи, —ответила Шанталь голосом, полным желания.

Она бросила жадныйвзгляд на поднос с завтраком, появившийся, как по волшебству, на стеклянномстолике, потом вновь посмотрела на молодого человека, и у нее не осталосьсомнений в том, какой голод острее.

Переступив черезупавший к ее ногам пеньюар, Шанталь забралась в постель и прильнула кМарку-Антонио, потом откинула простыню и принялась покрывать быстрыми, жаркимипоцелуями мощный ствол его пениса. Прилив крови вызвал медленную,величественную эрекцию. Казалось, напрягшийся член вибрирует и живет своейсобственной жизнью отдельно от неподвижного, погруженного в дремоту тела.Шанталь ласкала его, словно шелковым коконом обволакивая изумительнуюупругость, по которой ее язычок стремительной ящеркой сновал вверх и вниз. Этоприкосновение доводило ее до экстаза. Она медленно оседлала его и позволила емупроникнуть внутрь. Марк-Антонио оставался по-прежнему неподвижным, пока Шантальсосредоточенно и целеустремленно искала ту самую точку, в которой нарастающеежелание разрешилось бы неудержимым оргазмом. Всякий раз, когда ей казалось, чтозаветная цель близка, Шанталь отдалялась от нее, чтобы затянуть как можнодольше томительную сладость ожидания.

Оргазм потряс всеее существо внезапно накатившей взрывной волной острого блаженства. Потом буряулеглась, она почувствовала себя насытившейся и обессиленной. И вот тут мужчинасхватил ее и прижал к себе.

— Мнебольно, — жалобно захныкала Шанталь.

Он ее не слушал.Стиснув ее так, что она не могла больше двигаться, он подмял ее под себя игрубо овладел ею, причинив острую боль.

— Хватит,перестань, — рыдала Шанталь.

Не говоря ни словав ответ, он остервенело терзал ее с жестоким сладострастием, думая лишь особственном удовольствии. Когда, пресытившись, он откатился от нее и блаженновытянулся на белоснежной простыне, она скорчилась, как раненое животное.

Он даже непосмотрел в ее сторону, поднялся с постели и вышел из номера, довольный собой,завернувшись в махровый халат.

Шантальчувствовала себя оскорбленной, опозоренной, раздавленной. А ведь она была нежнас ним, она не заслужила такого жестокого и унизительного обращения. Но с нейвсегда бывало так: все ее обижали и унижали, хотя сама она дарила тольколюбовь.

Первым ее врагомстала ее собственная мать. Шанталь была совсем еще крохой, когда однаждыуслышала, как мать говорит одной из своих подруг:

— Она,конечно, очень мила и, когда я беру ее на руки, жмется ко мне, как брошенныйкотенок. Но мы с Андре так хотели мальчика! Что ж тут поделаешь? Мы невиноваты. С тех пор как родилась Шанталь, мы перестали заниматься любовью. Унас просто ничего не получается. Поэтому у нас никогда не будет других детей, инам придется довольствоваться этой приблудной кошкой. Для нас это большое горе.

Слова материглубоко ранили ее, отравили ее сознание. Сама не понимая почему, она сталапричиной несчастья своих родителей.

Она заболела имного дней пролежала в лихорадке, словно вызванной тяжким чувством вины,омрачившим всю ее жизнь.

Шантальвыздоровела и по мере своего взросления стала все больше походить на мальчика.Графу Андре, казалось, импонировало ее поведение, он даже стал называть ееЖоржем, именем, которое хотел дать так и не родившемуся сыну. Он смотрел сквозьпальцы на вульгарную жестокость ее игр, на розыгрыши в самом дурном вкусе,жертвами которых чаще всего становились слуги. Во время парадных обедов оназалезала под стол, покрытый достающей до полу скатертью, и забавлялась,заглядывая дамам между ног. Так она обнаружила, что некоторые из них не носилинижнего белья. Таинственное темное пятно, маячившее там, где кончалась смутнаябелизна ног, источало волнующий и сладкий запах, от которого у нее кружиласьголова.

Однажды Дафна, ееподружка, едва переступившая порог отрочества, застала Шанталь врасплох за еепорочной игрой. С этого момента между ними возникло тайное взаимопонимание. Онистали прятаться, предаваясь вдали от посторонних глаз первым опытамизвращенного секса. Возбужденные ласками Шанталь, соски Дафны набухали итвердели, поцелуи, которыми они обменивались, вызывали у обеих вспышкиболезненного наслаждения. Им не нужно было слов, нездоровая страсть, толкавшаяих в объятия друг друга, разгоралась с неистовой силой при каждой новойвстрече. Они не упускали ни единой возможности уединиться, придумывая все новыеи новые запретные забавы.

Как-то раз графАндре застал их в момент интимной «игры в четыре руки» под концертным роялемсвоей жены.

— Saleputain! [18] — воскликнул он,схватив дочь за руку, выволок ее из-под рояля, надавал пощечин и запер вкомнате.

В доме разразилсяграндиозный скандал. Целую неделю ее продержали на хлебе и воде, причем онавынуждена была съедать свой паек в парадной столовой, стоя на коленях, покамама и папа, обслуживаемые официантами, обедали тут же, за столом, повернувшиськ ней спиной.

Это были ужасныедни для маленькой Шанталь. Она не испытывала ни малейшего стыда за то, что ееотец называл грехом и позором. По окончании недельного наказания ее удалили издома и отправили в богом забытое место, затерянное в Пиренеях, в какой-тожалкий коллеж. Там она возобновила свои мужские игры с некоторыми соученицами,но никто ничего не заметил, а скорее всего не захотел замечать: ведь имяШанталь Онфлер придавало солидность убогому пансиону. Она вышла оттуда, когдаей исполнилось четырнадцать, и была вновь принята в семью, но ей поставилиусловие, что она должна вести себя в соответствии с требованиями своеговысокого положения. Первым, кого она повстречала в отчем доме после родителей,был кузен Станис, который вместе с ней бесчинствовал и хулиганил, когда онибыли детьми. Теперь Станису уже стукнуло шестнадцать, он вырос и похорошел.