ударяется в поэзию

1

Томас Хоктон Хэнтер прохаживался по большому холлу в стиле Тюдоров, когда перед ним появился Бинго Эллерман. Было около одиннадцати утра.

– А, вы уже тут, – весело приветствовал он Хэнтера. – Как сегодня ваши делишки?

– Недурно, мистер Эллерман, – ответил Хэнтер. – Как вы поживаете?

Он не без восхищения оглядел костюм Бинго: в темно-синей, ловко сидящей паре был невидимый отпечаток Сент-Джемса с Джеринг-стрит.

– Скажите, я вчера не совсем уловил вашу фамилию, сказал Бинго, Мэнтер, Гэнтер… как вас? Вы актер, поэт или что-нибудь вроде этого?

– Нет, мистер Эллерман, – с улыбкой ответил Хэнтер, – я не имею чести быть ни актером, ни поэтом. Я для этого как будто слишком практичен.

Он извлек из кармана тонкий кожаный бумажник с монограммой и стал вынимать карточку.

В этот момент мисс Фанни Торнтон прошла через холл, держа в руках свой серо-голубой томик «Как вам будет угодно». Бинго расцвел, как клумба на солнце.

– О, как вы поживаете, мисс Торнтон? – произнес он радостно. – Какое прекрасное утро, не правда ли?

Хэнтер удивленно смотрел на эту встречу. Хотя ему и попадалось в газетах кое-что о подвигах Бинго, но все же он не имел настоящего представления об установившейся за ним репутации помеси Казановы с комедиантом.

Бинго жадными глазами проводил мисс Торнтон.

– Хороша штучка, заметил он Хэнтеру. – А как задается! Так вы говорите, что вы не актер и не поэт. Как же это вы сюда затесались?

– Я не затесался, м-р Эллерман, – ответил Хэнтер, не в моих привычках навязываться людям. Может быть, эта карточка, он сунул свою карточку в руку белокурого гиганта, – даст вам представление о моем положении и о том, почему я очутился здесь.

Передавая карточку, он церемонно поклонился.

Бинго посмотрел на картонный прямоугольник и прочел тихим мерным голосом:

– Томас Хоктон Хэнтер, вице-президент автомобильной компании Эллерман, – и спросил: – Это ваша фамилия?

– Это мое имя и звание, – ответил Хэнтер.

– То-мас Хок-тон Хэн-тер, повторил Бинго. Он держал карточку в левой руке и дирижировал правой. – Но это же можно переложить на музыку! – воскликнул он. – Вы об этом не думали? Конечно, нет… И не говорите мне этого, не говорите. Вы сами знаете, что я первый это придумал. Вам непременно надо прибавить здесь строчку нот, – он показал на низ карточки. – Попробуйте это на своем тромбоне. Масса народа так бы сделала.

– Я… э-э… я… – заикался Хэнтер с загоревшимися от гнева глазами.

– Постойте, постойте, постойте. – Бинго дружелюбно положил руку на плечо Хэнтера. – Не прерывайте меня, мой ум работает. Теперь слушайте:

Томас Хоктон Хэнтер

Сделал карбюратор,

Ему он не удался.

Тут же переделал

Томас Хоктон Хэнтер…

Тут не вышло. Надо рифму на «удался». «Продался», «задался», «сорвался»… Придумайте же что-нибудь. Не будьте таким кислым… Ой, готово!

…И на шкаф забрался…

Каково? Пожалуй, что не очень хорошо. Карбюраторы не летают. Впрочем, предоставлю это вам. Вы можете сами отшлифовать как следует.

Пальцы Хэнтера дрожали, когда он брал карточку из рук Бинго. Разорвав ее на мелкие куски, он бросил их на пол и отвернулся.

– Эй, вы, – подошел к нему Бинго. – Чего вы обиделись? Если бы я знал, что вы так реагируете, я не стал бы играть с вами. Идите-ка сюда и придумайте что-нибудь на мой счет. Это вас успокоит. А я могу дать вам хороший совет.

Но Хэнтер, не отвечая, вышел на террасу.

Ричард Эллерман-старший медленно поднимался по ступеням. Увидев его, Бинго подобрал обрывки бумаги.

– Взгляни, папа. – Он показал отцу кусочки картона. – Надо приглядывать за этим Хэнтером. Он портит имущество компании.

Они стояли рядом; сходство между молодым человеком и его отцом сразу бросалась в глаза. Та же форма головы, тот же цвет глаз, и всего ярче – сходство жестов. Эллерман-старший строго смотрел на сына, но в глазах его неуловимо искрилась веселость.

– Что все это значит? – спросил он.

– Да вот вице-президент Хэнтер рвет и бросает свои карточки, – он указал пальцем на буквы на одном из обрывков, – и ведь гравированные. Держу пари, что не дешевле двух центов оптом. Вам следует донести об этом в отдел экономии. Конечно, это пустяки, но пенни сберег – пенни нажил. Я всегда следил за такими вещами.

– Что ты наговорил Хэнтеру? Почему он это сделал?

– Как будто ничего особенного не наговорил, – ответил Бинго. – Что-то о карбюраторах. Дай вспомнить. Кажется, я сказал – так между прочим, что сегодня хорошая погода для карбюраторов. А он разорвал карточку, бросил ее и с гневным воплем скрылся за дверью: он не любит карбюраторы. Может быть, у него с ними были неприятности…

– Разреши мне тебе сказать, – горячо заявил Ричард Эллерман, – что я не позволю дразнить и насмехаться над людьми в моем доме. Можешь проделывать это где угодно, но только не здесь. – Хорошо, я постараюсь это исправить, – сказал Бинго.

Он стал необычайно мягок. Отец быстро отошел, чтобы скрыть улыбку, от которой не мог больше удержаться.

Хэнтер стоял на террасе, засунув руки в карманы и мрачно смотрел на расстилавшуюся перед ним аллею. Бинго тронул его за локоть.

– Я обдумал это, мистер Хэнтер, – начал он, – и я должен сказать, что мне очень жаль… мне очень жаль, что вы разорвали и бросили вашу карточку. Я принес вам эти кусочки.

Он вложил обрывки карточки в руку Хэнтера, спустился по ступеням на луг и свистнул собаке, которая прыжками догнала его.

– Если он хотел меня оскорбить, почему он не сделал этого открыто и прямо, как подобает мужчине? – выпалил Хэнтер Майклу Уэббу. Он увидел читавшего на лугу Майкла и, повинуясь непреодолимому желанию иметь наперсника, желанию, которое является после неожиданной вспышки гнева, изложил ему всю историю о Бинге Эллермане, стихах о карбюраторе и изорванной карточке.

2

– Он предложил мне сыграть мое имя на саксофоне, – продолжал молодой человек с укором и возмущением во взгляде. – Хорошо! Моя фамилия, конечно, не Эллерман, но она ничем не хуже. И я это ему выскажу. Так оскорблять людей!..

– Нет, Хэнтер, он совсем не хотел вас оскорбить, – сказал Майкл. Это просто была шутка. Он шутник от природы.

– Ему стоит только спросить отца, чтобы узнать кто я. Пусть спросит! Хорошая шутка, по-вашему?

– Да, всего-навсего шутка, и больше ничего.

– Довольно глупо для мужчины шутить так с человеком, которого не знаешь. Вот все, что я могу сказать.

– Да, довольно-таки безвкусно, но за это его не приходится осуждать. Существует масса безвкусных вещей, с которыми мы все-таки как-то миримся.

Хэнтер раздраженно проговорил:

– Я и дня не хочу оставаться в этом доме, я разговаривал с ним, как джентльмен с джентльменом. Я…

– Слушайте, воскликнул Майкл и подвинул плетеное кресло к молодому человеку, – сядьте и слушайте. Вы желаете ладить с этими людьми?

– Да, желаю, но я не буду жертвовать своим самолюбием, чтобы ладить с кем бы то ни было!

– Хорошо! Очевидно, у вас некоторое перепроизводство самолюбия, – вставил Майкл, но я хочу вам дать действительно полезный совет. Люди этого типа и здесь и повсюду часто обладают скрытой демоничностью. Это – современные пираты. Я это говорю не в осуждение. Лично мне современные пираты нравятся, хотя думаю, что их ценность как национального имущества – сомнительна. Кроме того, им смертельно скучно. Поэтому они легко пускаются на всякие грубые шутки, зубоскальство, подозрительные любовные приключения и на всякую комедию вообще. Теперь, если вы будете поддаваться этому настроению, то окажетесь здесь совершенно не на месте. Вы видите, я откровенен.

– О, я хочу, чтоб вы были откровенны, сердечно сказал Хэнтер. – Действительно, может быть, я отнесся к этому слишком серьезно. Теперь я жалею, что так рассердился. Но я не буду извиняться, нет, сэр, я не буду!

– Извиняться! – воскликнул Майкл, что вы, дорогой мой мальчик! Если вы вздумаете извиняться, он сочтет вас за пресмыкающуюся дрянь. Нет, не валяйте дурака! Хотите, я научу вас, как разрешить эту проблему?

– Да, что бы