– Сделайте так, как я вам скажу, и вы увидите, что положение сразу прояснится. Как только вы снова увидите м-ра Ричарда Эллермана-младшего, остановитесь перед ним и залайте: вау-вау-вау и лайте громче, вот так… Майкл залаял собакой, и Хэнтер засмеялся. – Лайте на него, где бы вы ни оказались и кто бы ни был рядом.

– А если тут будет его отец или кто-нибудь из дома?

– Лайте еще громче. Нет, я вас не надуваю. Вы можете мне верить. Тогда он что-нибудь скажет. Я не знаю, что именно, да это и безразлично. Как только он заговорит, повернитесь и скажите: «Гы! А я ошибся, голубчик!»

– О, я не могу сказать такой глупости, – уверял Хэнтер.

– Вы можете, потому что это не так глупо, как кажется. Я вам скажу, почему. Это – глубоко психологично. Поступайте все время в таком духе и через час вы подружитесь с ним, как старый школьный товарищ.

– Я хотел бы подружиться с ним, – сказал Хэнтер, – но я не хочу валять дурака.

– Но вы не можете дружить с ним, не валяя дурака.

– Хорошо, – согласился Хэнтер, буду!

– И отлично! Валяйте! Между прочим, если вам нечего делать, пойдемте прогуляться после завтрака, предложил Майкл и поднялся, чтобы идти в дом.

– Конечно, – ответил Хэнтер, страшно польщенный. Я очень хотел бы обсудить разные темы с таким человеком, как вы.

3

– Я рад возможности поговорить с вами подольше, – сказал Томас Хэнтер, когда после завтрака они с Майклом шли под вязами аллеи, ведущей из деревни к поместью Эллермана. – Мне редко приходится обмениваться мыслями с человеком, который занимается настоящей философией.

– Да, вы попали в самую точку, – сказал Майкл. – Я действительно философ.

– Я знаю, – торжественно подтвердил Хэнтер.

За низкой каменной оградой виднелся далекий ленивый Гудзон, медленно текущий между холмами. Над ними простирался величественный синий купол неба. Птичка с глазами, как бусинки, с длинным хвостиком робко следовала за ними, прыгая по стене.

– Сядем здесь у дороги, – предложил Майкл, указывая на заросшую травой насыпь вдоль стены. – Сядем тут и поговорим… Подождите минутку. – Он перебежал дорогу с перочинным ножом в руках и вернулся с прямой палочкой дюймов десяти длиной. – Пока мы разговариваем, объяснил он, – я вырежу говорящую палочку.

– Говорящую палочку? Что это такое? – спросил Хэнтер, сев на траву и прислонившись к стене.

– Это – тотемный столб в миниатюре. Я научился их делать, живя среди индейцев племени тлинклат. Они вырезывают свои легенды на таких говорящих палках. Все рассказывается в символах – в виде птиц, людей, змей и так далее. – Он критически осмотрел круглую ровную палочку и прибавил: – Из этого должно хорошо получиться.

Вырезание палочки, с точки зрения Хэнтера, было весьма человечным обывательским поступком для философа. «В конце концов, – подумал он, – Майкл Уэбб не только обладает поразительным интеллектом, он еще и просто добрый малый».

– Я успел кое-что сделать с тех пор, как разговаривал с вами в прошлый раз, – произнес страстно Хэнтер. – Кое-что должно мне помочь.

Майкл перестал резать палочку и внимательно слушал. Молодой вице-президент автомобильной компании Эллерман извлек из своего бокового кармана полдюжины желтых телеграмм и разложил их перед собой на траве.

– Вчера вечером я разослал телеграммы всем начальникам отделов производства и торговли в Чикаго, – пояснил он, повторяя свои слова движением указательного пальца по земле, – телеграфировал я им так: «Вы знакомы с моим планом производства собственных батарей для компании. Телеграфируйте ваше мнение, чтоб я мог доложить шефу, делать нам свои батареи, для продажи или нет». А вот ответы. Взгляните на это. Вот старый Джэф Пильчер, заведующий отделом сборки еще в те времена, когда Роджер был щенком. Он отвечает: «Разумеется, да. Батареи, которые мы покупаем, плохи и работают только шесть месяцев. Привет шефу». А вот ответ начальника электрического отдела. Он несколько задет, потому что это касается его отдела, и думает, что я, проводя это предложение, выхожу из границ своих обязанностей и уклоняюсь от своего прямого дела. Однако он на это не указывает. Он пишет: «Идея здравая, и я не возражаю, если только батареи будут производиться под руководством электрического отдела». Недурно, а? И еще четыре в этом же роде. Мистер Эллерман не пойдет против объединенного мнения своих начальников отделов.

– Почему нет? – спросил Майкл.

– Ну… да… конечно, он бы мог… но я не думаю, чтобы он пошел, если только у него нет каких-нибудь очень серьезных причин.

– Я думаю, что он уже принял решение по этому делу, – сказал Майкл. От того, что вы покажете телеграммы, вреда не будет, но не думаю, чтобы это повлияло на его решение.

Хэнтер был поражен и проявил это громким восклицанием.

– Уже решил? Откуда вы знаете? Он вам сам сказал? Как решил?

– Нет, он мне не говорил. Это говорит логика. Его ум не терпит промедлений; Эллерман страшно нетерпелив по природе. Он все решает почти моментально.

Майкл остановился и раздумывал, как будто пытаясь еще точнее выразить то, что думал. – Разве вы не понимаете, что если бы он был против вашего плана, он сказал бы это тогда же, когда вы впервые начали ему выяснять. Он просто сказал бы «нет» – он любит говорить нет; это отличительная черта всех удачливых финансистов – или послал бы вас к кому-нибудь другому, кому приказал бы сказать вам «нет»… Но он не сделал ни того, ни другого, и поэтому я убежден, что у него свой совершенно ясный план действий, в который входит как составная часть одобрение вашего проекта. Я…

– Я рад это слышать и надеюсь, что вы правы. Простите, я вас прервал.

– Но где-то тут собака зарыта! – продолжал Майкл. – Это именно моя догадка по поводу конференции, которую он затеял здесь с консультантом инженером–электриком или как его там. Эллермановская компания набита экспертами. Поэтому для чего же совещание с кем-то посторонним о деле, которое…

– Я этому тоже удивился, – сказал заинтересованный Хэнтер, но, конечно, такой человек, как наш шеф, поступает по-своему. Он тонкий делец.

– Нет! – Майкл покачал головой отрицательно. Он не тонкий. Он простой. Есть большая разница между тонкостью и простотой, но на первый взгляд они очень похожи. Тонкий ум не скрывает ничего, кроме своей цели, простой, наоборот, обнаруживает то, к чему стремится, но путает все остальное. Цель Ричарда Эллермана – делать деньги, и он идет к ней самым простым и прямым путем. Мы так привыкли к обходам, к туману и к путанице, что прямой и неуклонный образ действий кажется загадочным… Сейчас мне ясно только одно: вашим предложением он заинтересован и хочет нажить на нем деньги. Но как?.. Я недостаточно знаком с делом, чтобы точно судить о прямой дороге к барышу в этом частном случае.

– Я мог бы вам это изложить, – страстно прервал его Хэнтер. – Проведение предлагаемого мною плана дает эллермановской компании большой ежегодный доход, и это – самый простой способ…

– Может быть. Не знаю. Если бы я был на вашем месте… Майкл запнулся. – Право, это не мое дело, – прибавил он и снова занялся своей палкой.

– Но если бы вы были на моем месте, как бы вы поступили?

– Вот как бы я поступил, если вам угодно, – начал Майкл. – Во-первых, Ричард Эллерман либо примет ваш план, либо его отвергнет. Если он его отвергнет – вам от этого будет не хуже и не лучше, чем раньше… Но если он его примет – вы, конечно, желаете именно этого, здесь-то и начнется неопределенность. Я думаю, что он решил его принять…

– Тогда я не вижу, где начинается неопределенность, – заметил Хэнтер.

– Неопределенность кроется в том, что, весьма вероятно, у него в уме другой план, который он не открывает. План, для которого ваш план служит первым шагом. К чему этот инженер–эксперт? Эллерман позвал его сюда не для того, чтобы с ним советоваться. Совсем нет. Он не нуждается в советах. Он позвал его, чтобы тот слушал. Он хочет, чтобы этот человек выслушал вас.

– О! Вы думаете?

– Теперь,