будет справиться. Фактически он уже рухнул в Европе и лежит среди дороги, остановив движение с обеих сторон. Ноги его оказались слишком слабы, чтобы вести дальше воз ненужной бумаги – вздора, вроде права владения, права собственности, государственного права и ораторских упражнений, нагруженных на его спину. В настоящее время вспотевшие ветеринары собрались около него, стараясь поставить его на ноги. Их рецепты вы можете читать в ежедневных газетах. На некоторое время они его действительно поднимут. – Майкл остановился и захохотал так громко, что испуганная птичка вспорхнула. Поднять-то поднимут, но отныне он будет страдать хроническими обмороками.

5

Итак, по-вашему, бумажное богатство не имеет в себе ничего реального? – спросил Хэнтер. – Реальное богатство состоит исключительно из предметов потребления. Все, что вы употребляете, – одежда, жилище, является богатством реальным. Всякое богатство создается приложением труда к естественным ресурсам. Это же очевидно!

– Я тоже так думаю, – запнулся Хэнтер. Но возникает сомнение относительно умственного труда. Книга, например? Здесь не применим физический труд. Это создается умом.

– Но пока автор писал книгу, его кто-нибудь должен был кормить. А пищу производит земля.

– Понимаю, – сказал Хэнтер.

– Пойдем дальше. Рассмотрим любое изобретение, например, электрическое освещение. Оно не имеет никакой цели, пока не оборудованы станции, не имеется проводов, штепселей, лампочек и т. д. Все это дает земля и труд. Ясно, что богатство есть продукт приложения труда к земле.

– А капитал?

– Капитал состоит только из орудий и пищи. Орудий для обработки почвы и пищи, чтобы содержать трудящихся. Но и орудия и пища продукты труда, а потому и капитал есть дитя труда. Но мы живем изо дня в день. Мир потребляет за год все, что производит в предыдущий. Платье на ваших плечах было в прошлом году на спине у овцы или на полях хлопчатника. Утренняя газета была сосной еще полгода назад. Если бы прекратилось все производство, через год мир умер бы от голода. Поэтому мне кажется достаточно ясным, что человечество не может накопить значительное богатство.

– А как же здания, железные дороги и т. д., ведь они являются формой сбережения?

– Да, но очень незначительных сбережений. Даже самые прочные здания требуют постоянного ремонта. А орудия производства изнашиваются в несколько лет. Железные дороги постоянно перестраиваются. Срок жизни океанского парохода меньше двадцати лет.

– Но как же мы богатеем? Ведь мир все время богатеет, – воскликнул Хэнтер.

– Нет, – медленно произнес Майкл, в действительности это не совсем так. Непрерывно растет фиктивное богатство. Растут бумажные ценности. Непрерывно растет их капитализация. И по мере увеличения народонаселения поднимается фиктивная ценность земли. Возьмем частный случай. Например, Нью-Йорк. Земля, на которой он стоит, имеет бумажную ценность около четырех миллиардов долларов, т. е. только земля, без строений. Я говорю бумажная ценность, ибо ее действительная стоимость ничтожна. Двадцать лет назад эта земля стоила только около двух миллиардов. Вы можете сказать: почему ее стоимость удвоилась?

– Ну да! – сказал Хэнтер. – Увеличилось народонаселение. Это же простой экономический закон – спрос и предложение.

– Верно, – подтвердил Майкл. Потому-то земельные ценности одного Нью-Йорка прибавили два миллиарда долларов к национальному богатству в течение двадцати лет. Теперь я задам вам другой вопрос – об относительной ценности двух предметов. Представьте себе, что случилось два события. Во-первых, стоимость земли в Нью-Йорке будет сведена к нулю. Стоимость земли просто будет вычеркнута из книг. Это одно событие. Второе событие: скажем, в Миннесоте сгорает амбар с 100 бушелями пшеницы. Какое событие представляет большую потерю для человечества? Уничтожение ста бушелей пшеницы или нью-йоркских земель? Я не говорю об индивидуальных убытках, а с точки зрения разрушения подлинных ценностей?

Хантер погрузился в размышления.

– С точки зрения подлинных реальных ценностей, вероятно, утрата пшеницы представляет большую потерю. Но уничтожение земельных ценностей было бы ужасающей финансовой катастрофой.

– Мы говорим не о финансовых катастрофах, – возразил Майкл, а о разнице между реальным и бумажным богатством. Это бумажное богатство представлено документами. Эти документы влияют на расценку труда. Каждое новое поколение сталкивается с ними. Это – исполнительный лист, предъявляемый богатству, которое еще будет создано. Вы понимаете это? – Да, я понимаю, что вы хотите сказать, – ответил Хэнтер.

– В этом сущность капитализма. Вместо реальных ценностей создаются документы, благодаря которым управляют человечеством. Ликвидировать эти документы можно только продуктами труда.

6

Этот разговор принял неожиданный оборот для Хэнтера. Начиная его, он рассчитывал получить от Уэбба несколько ценных указаний об управлении предприятием. Он ждал от Майкла той премудрости, которая ему попадалась на страницах журналов под заглавием: «Я – человек дела». Я – тот, кто мыслит». Я – делец, я сумею добиться». Этого не осуществилось. Майкл говорил совсем не так. И Хэнтер был глубоко разочарован. У него было врожденное недоверие к идеям, не ставшим общепринятыми. Он был из Миссури…. Однако он скрыл свое разочарование, ибо как истый американец уважал известных людей. И как ни странны были взгляды, высказанные Майклом, он был, несомненно, знаменит. Поэтому Хантер скромно умолчал о своем мнении.

– Все это здание стоит на абсолютно нереальном фундаменте, – продолжал Майкл. Все это так просто, что каждый может понять с первого раза. И как только большинство людей поймет, как оно сделано, все это нагромождение разных обязательств, бумажных ценностей, банкирских долгов, ханжества, акционерных дивидендов – рухнет, обратившись в липкую грязь. Вот почему людей так смертельно раздражает даже жалкое, слабое радикальное движение. Но многие заинтересованы в сохранении этой системы, доставляющей им огромные выгоды. Ясно, что она не выдерживает ни малейшего соприкосновения с реальностью, и потому они всячески стараются отвлечь от нее внимание и направить его в другую сторону. Нельзя коснуться этой темы, чтоб сейчас же не явилась полиция и не подтвердила под присягой, что вы находитесь на содержании Москвы или Берлина, проповедуете свободную любовь, что вы – атеист и сумасшедший, и вообще кандидат в исправительное заведение. Но этот метод оказался не столь пригодным, как можно было думать, ввиду его динамического характера. Пришлось прибегнуть к другому.

– К какому же? – спросил Хэнтер единственно для того, чтобы услышать какой-нибудь необычайный ответ.

– Теперь они фабрикуют огромное количество вздора и во множестве разбрасывают его в виде умственного порошка от насекомых… Мы имеем полный набор дутой морали, дутого оптимизма, дутых журналов, дутой религии, дутых финансов и дутой демократии!

7

Да! Восхищение Хэнтера сильно убавилось. Печально знакомиться лично с тем, кем вы издали восхищались. Встречали ли вы когда-нибудь вашу излюбленную поэтессу? оперную диву? Вступали ли вы когда-нибудь в разговор с членом сенатской комиссии по иностранным делам? Завтракали ли с рыцарем индустрии? Если у вас был такой опыт, то нечего больше говорить о разочаровании Хэнтера. И все же он продолжал чувствовать глубокое уважение к Уэббу. Он помнил, что Майкл сделал для «второсортных». Он считал, что надо быть снисходительным к философам. У них всегда бывают странности.

Глава четырнадцатая

Полное поражение Блурра

1

В этот день глухие голоса земли шептали в вершинах огромных вязов. Пахло сиренью. Радость летних красок ласкала глаз, как поцелуй. Далекие поля на холмах отливали под порывами ветра, как отливает зеленый бархат, когда вы его гладите рукой.

Небольшой зеленоватый двуместный автомобиль с жужжанием показался на дороге. Им правила женщина. Когда она подъехала ближе, оба мужчины узнали мисс Меррифильд. Она их также узнала и затормозила машину. Шины зашуршали по гравию.

– Ax! – весело крикнула она, – вы точно странники, отдыхаете на пути к далекому святилищу. Майкл и Хэнтер поднялись и медленно подошли к ней, стараясь побороть ту неловкость, которую обычно чувствуют мужчины, разговаривая с мало знакомой им женщиной.

– Зайдите ко мне и выпейте чаю, раньше чем продолжать ваше странствие, – пригласила их мисс Меррифильд, указывая