Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Не думаю… Но, конечно, ее всегда можно заказать.
2
Хэнтер любил читать, но отнюдь не увлекался аденоидными современными романами. Он предпочитал иные книги и мужественно преодолел скуку «Ста лучших книг», выпущенных библиотечной комиссией в Чикаго. Весь яд был извлечен из этого списка и безвредность его гарантирована. Он начинался с локковского «Опыта человеческого понимания», и кончался «Проступлением Сильвестра Боннара». Прочитав его до конца, Хэнтер с гордостью, но без следа чрезмерного самомнения, решил, что, во всяком случае, он – достаточно начитанный человек. Врожденное мужество и простота спасли его от развязности, но тем не менее, он был начитанный невежда; голова его была забита всяким вздором. Американскую цивилизацию он считал высшим произведением людского ума, а техническую изобретательность американцев – предметом восхищения и зависти всех иноплеменников. На самом деле его взгляды были столь же примитивны и лишены оригинальности, как принципы вице-президента Кальвина Кулиджа. Умственное оборудование среднего образованного немыслящего американца, принадлежащего к среднему классу, вероятно, самый курьезный продукт в истории человеческой мысли. Круглые невежды прошлого были просто дураками, или им просто не хватало мозгов, – но здесь перед нами миллионы умных невежд, мозги которых благодаря какому-то ловкому приему американской жизни набиты всяким сором и чепухой.
В «Тенистом Лугу» Хэнтер выказал себя с невыгодной стороны. Он был подавлен небрежной роскошью и богатством, смущен легкомыслием и бездельем. Он воображал, что жизнь среди людей, для которых миллион долларов не представляет ничего особенного, будет полна сдержанной важности и достоинства; он представлял ее себе чем-то средним между приемом в Сент-Джемсе и заседанием директоров Северо-Американского стального треста. К своему удивлению, он убедился, что никто из этих людей не читал «Ста лучших книг», никто не знал «Избранной книжной полки» д-ра Элиота. Они обнаруживали удивительное незнание того, что печатается в газетах о ежедневных мировых событиях. В деловом отношении они также говорили на разных языках, потому что он думал о продуктивности работы, а они – о выгодном помещении капитала. Они почти ничего не знали о цене сырья, о стоимости производства, о заработной плате, но даже женщины в их среде знали, сколько стоят акции. Кроме того, они знали многие виды развлечений и спорта – не туманно и теоретически, но с полным знанием дела.
3
– А что вы считаете самой главной чертой организации в предприятии, м-р Уэбб? – спросил Хэнтер после короткой паузы. Он боялся, что удобный случай поговорить с знаменитым философом и специалистом по обезвздориванию может не повториться.
– Умение продать! – быстро ответил Майкл, вырезая овальные глаза какого-то мифического вождя на палке. Да, уменье продать. Без продажи от дела ничего не останется. Оно испарится.
– А вопрос производства? – настаивал Хэнтер. – Производство товаров важнее их продажи.
– А я отвечу вам вашим же вопросом, возразил Майкл. – Неужели кто-нибудь станет производить товары, если не сможет их продать?
– Нет, я думаю, что никто не станет. Мир может обойтись без продающих, но не может обойтись без производящих.
Майкл улыбнулся.
– Мир-то, конечно, мог бы обойтись без продающих, но предприятие не может: предприятие создается для барышей.
И – для обслуживания людей, – настаивал Хэнтер. Оно обслуживает людей, на которых работает.
– Можете ли вы назвать мне хоть одно деловое предприятие, организованное для обслуживания, а не для выгоды?
Майкл отложил нож и палку и ждал ответа.
– Конечно, нет, – ответил, подумав, Хэнтер. – Да я думаю, что это и не нужно. Предприятие обслуживает общество и получает выгоду. Это тесно связано. Выгода – награда за услугу.
– Будем держаться темы разговора, сказал Майкл. – Вы спросили, что я считаю самым важным в организации предприятия? Я ответил: организацию продажи. Я не говорил, что предприятие не обслуживает публики. Оно обслуживает, но это момент привходящий. Все деловые предприятия организовываются и ведутся ради наживы. Деловые люди заняты именно этим. Каким образом? Стараясь продать побольше и подороже. Чтоб увеличить продажу, создается тонкая и ловкая реклама. Но от начала и до конца, это – организованное нападение на общество. Иначе не может быть. Другое представление о деловых предприятиях невозможно. При таких условиях организация продажи необходима, и продавцы, это – передовые отряды капитализма в его войне против общества.
– Война против общества! – воскликнул Хэнтер.
– Я вас не понимаю!
– Поймете, если будете рассматривать капитализм как антисоциальную силу. Впрочем, я должен оговориться, что не считаю ответственными самих капиталистов. Капитал существовал раньше, чем они родились. У нас с самого начала все производство и распределение продуктов было делом частной инициативы. Все, что мы потребляем, приготовлено кем-то, кто преследует только свои интересы. Так и ваша автомобильная компания производит автомобили по тем же мотивам. И фактически иначе дела вести нельзя. Это индивидуально и антиобщественно в высшей степени. С другой стороны, развитие прикладных наук, распространение образования, великие изобретения культура – все это коммунистично, кооперативно и в существе своем глубоко общественно. Эти противоположные идеи сталкиваются. Отсюда страшный дуализм современной жизни. Мы стараемся приспособить факты к идеализму, к которому они не подходят. Наше национальное сознание пропитано вздором и лицемерием, как губка водой… Неужели вы этого не видите?
– Да, я вижу, согласился Хэнтер. – По-вашему всякое капиталистическое предприятие в своей работе думает только о себе? Пожалуй, что это верно.
– А разве не так? Как по-вашему?
– Да! – согласился Хэнтер. Но ваши выводы в значительной степени зависят от термина «антиобщественный». Согласно вашему определению, и рабочее движение будет антиобщественным.
– Конечно, – подтвердил Майкл. – Рабочие также стремятся выжать из общества все, что могут, как и капиталисты, и по тем же причинам.
Это признание удивило Хэнтера. Он уже успел прийти к заключению, что Уэбб-радикал. Благодаря косвенному внушению в течение ряда лет он привык рассматривать радикализм как своего рода нравственную проказу, с которой не следует соприкасаться. Так как он, естественно, имел о нем очень смутное представление, то воображал, что все радикалы считают рабочих стопроцентными альтруистами и светлой надеждой будущего.
– Требования рабочих союзов начинают переходить границы разумного, – продолжал Хэнтер. – Они становятся действительно антиобщественными. Недавно я читал доклад Мунсея Обществу американских банкиров. Он указывает, что плотники получают пятнадцать долларов в день. Этого добились союзы. Так продолжаться не может. Он призывает банкиров спасать страну. – От плотников?
– Нет, от такого дутого роста цен и от радикализма вообще. Конечно, я не касаюсь личностей.
– А я думал, что плотники получают больше пятнадцати долларов, – сказал Майкл. Они не такие ловкие дельцы, как я предполагал. А что именно Мунсей выдвигал против такой зарплаты? – Совершенно очевидно, что плотник не стоит пятнадцати долларов в день, – ответил Хэнтер.
– А почему нет, если он может этого добиться? При нашей системе совершенно ясно, что человек стоит тех денег, каких может добиться. Сколько платят самому Мунсею? Надо думать, что несколько тысяч в день. Стоит ли он этого? Не знаю, но хотел бы знать, что думают об этом плотники.
При всем почтении к Майклу Уэббу, как к философу и мыслителю, Хэнтер нашел его отношение к выдающимся вождям американского прогресса, каким по его мнению являлся Франк Мунсей, прямо-таки оскорбительным. Что касается плотников, то их роль в цивилизации он не считал особенно важной. Поэтому он ничего не ответил.
– Все элементы промышленной капиталистической системы антиобщественны, – резюмировал Майкл. – Пока людям приходится наступать друг на друга, чтобы обеспечить существование, до тех пор, мир не узнает культуры добра и красоты.
Некоторое время оба мужчины молчали. Хэнтер отыскивал в траве гальку и глубокомысленно швырял ее через дорогу в кивающий одуванчик. Майкл тщательно отделывал индейские фигурки, которые начали появляться на говорящей палке.
– Вы думаете, что радикалам удастся уничтожить капитализм? – спросил Хэнтер.
– Не думаю. Мало шансов. Они слишком слабы. Капитализм погибнет от своей собственной тяжести. Он основан на неверном понимании ценностей, на каком-то бумажном богатстве. В этом нет здравого смысла, и он рухнет, потому что с этим богатством нельзя