Ему было жаль этих лет, жаль встреч, которые уже никогда не повторятся, жаль их шуток, которые стали чем-то вроде пароля, понятного лишь им двоим, жаль беззаботной болтовни по вечерам в предвкушении бурной ночи, жаль самих ночей, которые с другими женщинами казались ему теперь невозможными. Ему было жаль себя, и он не понимал, чем он так провинился перед Кристиной, чем прогневил Господа, который послал ему эти невыносимые мучения.

Однажды ему пришло в голову, что все происходящее с ним – это расплата за его былые грехи. Он впервые подумал, что, наверное, то же самое испытала Оксана, когда застала его с той самой девицей в дедовой квартире, а быть может, и Маша, после того как он, ни слова не говоря, просто исчез из ее жизни.

Его удивило, насколько примитивной была композиция его собственного романа. Эпизоды зеркально повторяли друг друга, иногда совпадая в мелочах. Даже те три недели, когда, как он предполагал, Кристина делила постель с двумя мужчинами, показались ему зеркальной проекцией других давних недель, когда встречи с ней он чередовал с редкими визитами к Маше.

И все же почему-то ему не верилось, что Маше или Оксане могло быть так же больно, как ему сейчас, хотя, впрочем, если бы еще недавно ему сказали, что его самого что-то сможет настолько выбить из колеи, он бы тоже не поверил.

Он не оставлял мучительные попытки разобраться, что же произошло, и несколько раз даже набирал номер Кристины, но слышал только длинные гудки.

Лишь месяца через два ему неожиданно удалось дозвониться до нее.

– Кристина, не бросай трубку! Мне нужно с тобой поговорить, – сказал он скороговоркой.

– По-моему, это ни к чему, – сухо ответила Кристина.

Будучи уверенным, что она снова не ответит на его звонок, он совершенно не был готов к разговору, поэтому растерялся, но все же, сдерживая дрожь, произнес:

– Кристина, я тебя очень прошу. Давай встретимся.

– Нам незачем встречаться.

– Но мне очень нужно! Один-единственный раз, – уже почти умолял Сергей.

– Ну, хорошо, – сказала она, немного помолчав. – Один-единственный. И последний. На нейтральной территории.

Он предложил ей встретиться в первом пришедшем на ум кафе, сам явился заранее с цветами, заказал два бокала красного вина и, ожидая ее, стал уговаривать себя быть сдержанным и спокойным.

Она вошла в кафе, немного опоздав, и, увидев ее, все такую же красивую, стройную, желанную, но не принадлежащую ему, он понял, что остаться спокойным вряд ли удастся. Но больше всего его поразило ее лицо. Обычно подвижное, живое, веселое, сегодня оно не выражало ничего. Это была маска, вылепленная талантливым мастером, который сумел точно воспроизвести каждую черточку его любимой женщины, но оказался бессилен вдохнуть жизнь в безупречное творение своих рук.

Она подошла к столику, увидела цветы и равнодушно спросила:

– Это мне?

Сергей кивнул.

– Спасибо, – сухо, без эмоций сказала она. – О чем ты хотел со мной поговорить?

Во рту пересохло. Он глотнул вина и неуверенно спросил:

– Объясни мне… Объясни мне, пожалуйста, как это могло произойти?

– А как это обычно происходит? Я встретила другого мужчину.

Голос был спокойный и совершенно чужой. Лицо по-прежнему оставалось неподвижным.

– Кристина… – Он почувствовал, что начинает волноваться и не знает, как повести разговор. – Но это же не могло произойти вот так… вдруг… Ведь у нас с тобой все было хорошо…

Она пристально посмотрела на него и все тем же чужим, только еще более жестким голосом проговорила:

– Это у тебя все было хорошо.

– Но… но ты столько раз говорила, что и тебе хорошо со мной…

Она помолчала и как будто через силу произнесла:

– Это я говорила в постели. Да, секс у нас действительно был неплохой.

– Но что, что было не так?! – уже начал заводиться Сергей. – Что?!

– Гордеев! – строго сказала Кристина. – Во-первых, не ори, а во-вторых, скажи мне: если на первом месте у тебя работа, на втором работа, на третьем работа, то на каком месте я? Мне кажется, я знаю про твой журнал больше, чем все твои сотрудники. А ты знаешь, как я жила весь последний год? Тебя это интересовало?

Лицо ее стало оживать, на нем появилась какая-то злая гримаса.

– Но ведь я и работал только для того, чтобы… – попытался возразить Сергей, но она не дала ему договорить:

– Когда ты в последний раз дарил мне цветы? Когда ты в последний раз делал мне подарки?

– Кристина, побойся Бога! Я покупал тебе все, что ты просила. Я ни в чем тебе не отказывал.

– Вот именно – просила. Только я не об этом. Я спрашиваю: когда ты в последний раз что-нибудь мне подарил сам, просто так, чтобы сделать мне приятное?

– Кристина, но мы четыре года были вместе. – Он почувствовал, как задрожал его голос. – Я полагал, что это уже… не конфетно-букетный период, что в нашей ситуации забота о любимом человеке – это уже нечто другое. Мне казалось, что я делаю для тебя гораздо более важные вещи, чем все эти цветы и прочая дребедень…

Он хотел сказать что-то еще, но она снова прервала его:

– Я ценю все, что ты для меня сделал, но, по-моему, ты забыл, что я женщина. Или это для тебя тоже дребедень? Понимаешь, я женщина, которую иногда надо радовать, иногда надо баловать. Пусть даже мелочами. Цветами, духами, деньгами, наконец…

– А он, значит, радует? – сквозь зубы проговорил Сергей.

– Представь себе, да, – с вызовом сказала Кристина. – Он делает то, что мне приятно, причем задолго до того, как я его об этом попрошу.

Сергей допил вино, жестом подозвал официанта и показал, что ему надо налить еще.

– Откуда он вообще взялся?! – спросил Сергей, сделав несколько глотков из второго бокала.

– Это тебя не касается.

Ее лицо снова превратилось в маску.

– Значит, эти его… гребаные подарки перечеркнули все то, что было у нас за четыре года? – со злостью спросил он, понимая, что перестает сдерживаться.

– Почему перечеркнули? У нас с тобой было много хорошего, и я благодарна тебе за эти годы. Но я еще не готова жить воспоминаниями. А теперь извини, – спокойно сказала она и поднялась, так и не притронувшись к вину. – Меня ждут.

И пошла к выходу.

– Ждут?! Тебя ждут?! А меня вот никто не ждет! – закричал Сергей ей вслед, но она, не обернувшись, вышла. Цветы так и остались стоять на столике.

Он по-прежнему просиживал вечера в «Парадизе», потом шел к ее дому и часами стоял под окнами. Хотя занавески были почти прозрачными, окна находились слишком высоко, и он никогда не видел, что происходит в ее квартире. Собственно, он и сам не знал, что хотел увидеть, да и хотел ли. Просто стоял и смотрел. Иногда ему казалось, что Кристина почувствует, что он где-то рядом, и позвонит или выглянет, но телефон молчал, и окно было наглухо закрыто. Лишь однажды он заметил в оконном проеме два обнимающихся силуэта, и тут его прорвало.