Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оливия опустилась на стул, обитый красным шелком.
– Все еще хуже. – И неожиданно для самой себя она рассказала о своем предательстве, о попытке восстановить фабрику и об обещании Клейтона ее уничтожить.
Катя налила две чашки чая.
– А что случилось с фабрикой? Почему ее надо восстанавливать?
Эта часть истории была особенно неприятна Оливии.
– К своему стыду, должна признаться, что не все знаю об этом. Однако заболел отец, и мы переехали в лондонский дом, чтобы я могла найти для него хороших докторов.
– Нашла?
Оливия добавила в чай сливок.
– Помочь-то обещали многие.
– И что же? – В голосе Кати звучало искреннее сочувствие.
Оливия со вздохом продолжила:
– Я занималась в Лондоне самыми разными делами. И если честно, то мне совсем не хотелось возвращаться на фабрику. Дом, в котором мы там жили, был связан с очень уж неприятными воспоминаниями. Кроме того… Узнав о болезни отца, в Английском банке решили расторгнуть с нами контракт. За банком последовали и другие клиенты.
– Что заставило тебя вернуться?
– Не что, а кто. Викарий. Он потребовал, чтобы я приехала и собственными глазами увидела, как идут дела на фабрике и в городке. Он был прав. Я фактически разрушила городок, не желая этого.
Несколько рабочих, такие как Томас, еще остались, и они как могли выполняли редкие заказы. Но никто не заботился о новых контрактах, никто не управлял фабрикой от имени ее отца. Следовало отдать Томасу должное, он неоднократно пытался связаться с ее отцом, но она ни разу не удосужилась распечатать его письмо. Оливия не желала иметь ничего общего с грязными делами человека, воспитавшего ее. Томас попытался связаться с поверенным отца, но тот предложил вообще остановить производство. И Томас продолжил работать на свой страх и риск.
– И ты начала восстанавливать фабрику сама? Откуда ты взяла деньги?
Оливия не могла рассказать новой знакомой всю правду.
– Я продала лондонский дом и вообще все, что смогла найти. – Именно тогда она и отыскала в вещах отца проклятые банкноты.
– Знаешь, ты мне, пожалуй, очень нравишься, – сказала Катя. – Что ты собираешься делать с Клейтоном?
– Я не позволю ему разрушить фабрику.
– А если не сможешь его остановить?
Оливия поднесла чашку к губам, не обращая внимания на жар, обжигающий пальцы.
– Я смогу. – Пусть он думает о ней что хочет, у нее имелись обязательства перед жителями городка.
– А ты не считаешь, что влюбленность в него может тебе… помешать?
Оливия поперхнулась чаем.
– Но я…
Проклятие! Оливия тщетно пыталась выровнять дыхание, и ей казалось, что она вот-вот задохнется. Сердце же ее билось все быстрее.
Наконец она отдышалась, а сердце стало биться помедленнее. Но Оливия по-прежнему не могла вымолвить ни слова.
Катя положила ложку на блюдце и тихо проговорила:
– Следует быть честной перед самой собой.
Оливия тоже так считала, хотя в данном случае подобная честность не способствовала бы достижению ее целей. Но если все-таки попытаться?…
– А как ты это делаешь? – наконец спросила Оливия, уставившись на замысловатую вышивку, украшавшую скатерть.
Катя отставила свою чашку.
– Тебе надо признать все свои недостатки. И ты должна быть готова принять последствия всех своих поступков. У всех нас есть плохие черты. Надо только не бояться, что другие их заметят. У других они тоже имеются.
Оливия кивнула, все еще избегая взгляда Кати. Яркая вышивка на скатерти неожиданно начала расплываться. К глазам же подступили слезы.
– А что, если они не просто плохие, а ужасные… уродливые?
– Люди не станут обращать на это внимание, – ответила Катя.
Да, конечно, ведь она княгиня. Поэтому никто не обращал внимания на ее недостатки.
– Большинство людей не честны перед собой, потому что боятся того, что раскроют, став честными. – Катя пристально взглянула на собеседницу. – Итак, ты предала его, когда была почти ребенком. Значит ли это, что ты хочешь отказаться от него теперь, когда нашла его снова?
– А что я могу сделать? Он ведь был приговорен к повешению из-за меня. А потом десять лет был шпионом.
– Но из-за него тебя похитили и притащили в Россию. Так что счет сравнялся, вы квиты.
У Оливии задрожала рука, и чай пролился ей на юбки. Неужели Катя действительно…
Нет, едва ли княгиня права. Она же не сказала ей всего, умолчала о банкнотах, которые использовала для восстановления фабрики. А этого Клейтон уж точно никогда ей не простит.
И если уж быть честной с собой, то следовало признать: она, Оливия, и себе никогда не сможет этого простить.
Тихонько вздохнув, она проговорила:
– Между нами стоит слишком многое. Так что о любви вряд ли может идти речь. Но мне бы хотелось помочь ему хоть чем-нибудь. Или я чересчур самонадеянна и бесцеремонна? Тем более что между нами все равно никогда ничего не будет…
– А почему ты хочешь ему помочь?
– Потому что он пострадал по моей вине.
– Ну и что?
Оливия взяла со стола салфетку и аккуратно расстелила ее на коленях, чтобы скрыть пятна влаги от пролитого чая. Потом скомкала салфетку и бросила на стол. После чего оправила юбки так, чтобы не было видно пятен.
– Ну и что? – повторила вопрос княгиня.
– Я люблю его, – пробормотала Оливия и тут же в ужасе замерла.
Господь милосердный! Она произнесла эти слова вслух! Что ж, теперь их нельзя взять обратно и нет смысла отрицать правду.
Катя кивнула и тихо сказала:
– Тогда я считаю, что ты совсем не бесцеремонна.
В этот момент в коридоре гулко пробили часы, и Оливия невольно вздрогнула. Она была искренне благодарна Кате за понимание, но тема оказалась для нее слишком болезненной.
– Я поработаю над шифром, – сказала она.
– Могу я взглянуть? – спросила Катя.
Оливия колебалась. Но Клейтон, похоже, доверял княгине, во всяком случае – до определенной степени. Он ведь решил прийти к ней в дом и рассказать о революционерах. А ей, Оливии, не помешает сейчас любая помощь.
Она молча развернула листок и положила его на стол. Прошло несколько минут, но ни у одной из них не появилось никаких полезных в деле соображений.
Катя, вздохнув, встала.
– Ты можешь поработать с шифром, а я займусь тем, в чем могу оказаться по-настоящему полезной. Снабжением. – Княгиня окинула взглядом Оливию. – Если ты собираешься на императорский бал, тебе необходимо платье, причем получше этого. Его пришлось искать в последний момент, и оно мне не очень-то нравится.