Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Клейтон уклонился от пудового кулака, тотчас потянулся за вторым кинжалом, но в этот момент поскользнулся.
И в тот же миг его шея оказалась в тисках – он стал задыхаться. Несколько секунд спустя перед его глазами замелькали черные точки, и он подумал: «Как обидно умирать, глядя на грязный шарф…»
В глазах великана вдруг появилось сомнение, его пальцы чуть разжались, и Клейтон почувствовал, как в легкие начал поступать воздух, правда, очень тонкой струйкой.
– Ты убийца. Николай сказал правду. Наверное, ты обманул ее.
– Не убиваю… невинных… женщин, – прохрипел Клейтон. Каждое слово давалось ему с трудом, но он был все еще жив, и, следовательно, оставалась…
В следующее мгновение Клейтон резко выбросил вперед ногу, так что удар пришелся в колено громилы. И оба рухнули в снег. Однако человек-гора не сделал попытки снова схватить его. Вместо этого он сел и стал отряхиваться. Шарф съехал с его лица, явив миру густые усы и клочковатую бороду.
– Так ты не убиваешь невиновных?
Клейтон достал нож из-за голенища сапога, но не предпринимал никаких действий.
– Никогда.
– Хм… Вот как?… – Последовала долгая пауза. – Почему тогда ты не увез ее домой? – спросил великан и, казалось, снова о чем-то задумался.
Этот человек напомнил Клейтону одного из его сокамерников – тот был такой же туповатый и добрый парень, к сожалению, связавшийся с шайкой воров. И этот парень поделился с Клейтоном куском хлеба.
Воспоминание смягчило сердце Клейтона, и он проговорил:
– Она пока не хочет уезжать. Как тебя зовут?
– Блин.
Клейтон встал, и Блин тоже захотел подняться. Однако Клейтон удержал его, положив руку ему на плечо.
– Почему же ты следил за ней сейчас, когда она в спальне?
Лицо над бородой стало пунцовым, но глаза смотрели честно.
– Я не смотрел на нее как на женщину. Мне просто надо было убедиться, что она в безопасности.
– В безопасности от кого?
Блин опустил глаза и стал водить пальцем по снегу.
– От тебя и от Аршуна.
Клейтону очень не понравилось, что его поставили в один ряд с графом. Подумав же о том, что Аршун мог открыть охоту на Оливию, он похолодел.
Если она все же не революционерка, то наверняка нарушила планы графа, а тот этого не потерпит. Аршун попытается нанести удар, чтобы восстановить свою репутацию.
А он, Клейтон, оставил ее одну…
Его взгляд метнулся к окну, но с этой стороны дома его не было видно. «Но я же видел ее в окне всего несколько минут назад», – успокоил себя Клейтон.
Кроме того, лучший шанс отыскать Аршуна – поймать того, кто придет за ней.
Однако Блин не в счет. Этот человек не причинил Оливии вреда, когда она осталась одна на рынке. Да и сейчас он не сделал ничего дурного.
Но были и другие революционеры.
– Ты видел графа?
Блин энергично покачал головой:
– Нет-нет, после того как ты взорвал его дом, не видел. – Громила вцепился обеими руками в свою широкую бороду – очевидно, ужасно нервничал.
– Ты здесь давно? – спросил Клейтон.
Блин пожал плечами – такими широкими, что на каждом без труда поместилось бы по мешку муки.
– С тех пор как вы ушли с солдатами.
«Иными словами… больше четырех часов», – подумал Клейтон.
– Когда ты собирался увидеться с ней?
– Я вообще не собирался этого делать. Она еще на рынке велела мне идти домой.
Черт бы их всех побрал! Чем дольше Клейтон разговаривал с этим человеком, тем больше ему верил.
Но если он верит Блину, то должен поверить и в то, что Оливия не революционерка. А в этом он почему-то не был уверен. Зато точно знал, что великан обморозится, если и дальше будет сидеть в снегу в рваных валенках.
– Пойдем! – Клейтон рывком поднял его на ноги.
– Куда?
– В дом. Я найду место, где ты сможешь погреться.
Кустистые брови Блина сошлись на переносице.
– Почему?…
Потому что этот русский скорее всего невиновен. И следовательно, он, Клейтон, перед ним в неоплатном долгу – ведь тот много дней охранял Оливию. Даже думать не хотелось о том, что могло бы с ней иначе случиться.
– Потому что так захотела бы Оливия, – ответил Клейтон.
Клейтон не был религиозным человеком и никогда не думал о наказании за прошлые грехи. А вот теперь почему-то задумался об этом. Впрочем, ненадолго.
Поднимаясь по лестнице, он услышал голоса в комнате Оливии. Поэтому и занялся тем, что лучше всего умел, – стал шпионить. Он намеревался приоткрыть дверь, соединяющую их комнаты, посмотреть, с кем говорила Оливия, а потом прикрыть дверь и расположиться рядом, чтобы все слышать. Вдруг скажут что-нибудь интересное…
Он хотел многое узнать. Хотел убедиться, что Оливия в безопасности и удостовериться, что она никому не передает информацию. Следовало также понаблюдать за ее общением с людьми. Тогда будет легче определить, есть ли фальшь в ее общении с ним, Клейтоном.
Но сейчас ему было не до этого. Потому что портниха, щелкнув языком, сняла с Оливии очередное платье.
– Нет, и здесь переделки займут слишком много времени, – заявила она.
Все в Оливии – от прикушенной нижней губы до бархатистой кожи цвета сливок и меда – заставляло Клейтона корчиться словно от боли. Ничего подобного он не испытывал уже много лет.
Утром на рынке Клейтон решил, что утратил контроль над собой – точно зеленый юнец, впервые обнявший женщину. Но тогда он был зол и переполнен подозрениями.
Теперь же его ничто не отвлекало, и он не мог отвести глаз от нежных округлостей грудей, видневшихся над корсетом. У него даже ладони вспотели, когда его взгляд скользнул по плавному изгибу талии. А когда ей на щеку упал тугой завиток, который она сдула со лба, Клейтон ощутил пульсацию в паху.
– Да, довольно-таки прохладно. Думаю, через несколько дней порт полностью замерзнет. – Катя и Оливия, оживленно болтавшие обо всем на свете, теперь заговорили о Санкт-Петербурге.
– Море замерзает? – спросила Оливия.
– Совершенно. Люди путешествуют на санях по льду из Санкт-Петербурга в Кронштадт. Хотя однажды граф ждал очень долго и…
Разговор был весьма остроумным, и постоянно слышались взрывы веселого смеха.
А его, Клейтона, там не было.
Он нахмурился и бросил взгляд на свою руку, стиснувшую дверную ручку. Похоже, он вел себя как дурак. Ведь наблюдать все равно нечего. А подслушивать можно и с закрытой дверью. Женщины говорили достаточно громко.