Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Император едва коснулся руки Оливии. Для столь сдержанного человека, как Александр, такое проявление чувств было неслыханным.
– Я рад, что теперь с вами все в порядке, мисс Свифт. Но почему они решили, что барон последует за вами? Меня заверили, что рассказ о помолвке, который я слышал, – ложь. Или это правда? – Царь предостерегающе поднял руку, когда Клейтон и Голов хотели заговорить. – Я хочу услышать мисс Свифт.
– Мы с Клейтоном давно любим друг друга. Вернувшись в Англию, он сразу меня отыскал.
Клейтон почувствовал угрызения совести, увидев страдание в ее глазах. Ему вдруг захотелось, чтобы история с помолвкой оказалась правдой.
Император кивнул и тут же спросил:
– Но чем вызвано беспокойство обо мне?
– Я в своей жизни совершила много поступков, о которых даже вспоминать не хочется, – со вздохом ответила Оливия. – И сейчас, узнав, что над вами и вашей семьей нависла угроза, я поняла, что обязана предупредить вас. Не хочу, чтобы ваша смерть добавилась к списку моих прегрешений.
Даже Малышка не смогла бы найти более подходящих слов. Что же касается императора, то он был религиозным человеком и много думал о душе. К тому же все сказанное Оливией было достаточно близко к истине, и слова ее звучали весьма убедительно.
Голов же нахмурился, но не стал вмешиваться.
А Оливия, увидев, что ее слова не произвели впечатления на Александра, в отчаянии воскликнула:
– Вы не должны ехать на праздник!
Александр с усмешкой вздохнул:
– Знаете ли вы, моя милая, сколько угроз я получаю каждую неделю? Только сегодня я получил информацию о двух заговорах. Но все это пустые слова. А с серьезными угрозами мы справляемся.
Клейтон замер. Значит, с Мэдлин они «справились»? Ее держали в каменном мешке, били, морили голодом, заставляли купаться в крови пленных, которых пытали на ее глазах (император в начале своего правления объявил об отмене жестоких наказаний, но война с Наполеоном в корне изменила ситуацию).
Тут царь погладил Оливию по щеке и проговорил:
– Я буду осторожен, но не стану прятаться. Ведь это сделало бы революционеров хозяевами положения, чего они, собственно, и добиваются.
– Вся ваша семья под угрозой, – тихо сказала Оливия.
– Мы усилим охрану. Но даже я не рискну беспокоить великую герцогиню без достаточных оснований.
Тут Голов, не удержавшись, заявил:
– Нам, разумеется, понадобится шифр, но потом вы можете быть свободны.
– Нет! – В голосе Оливии отчетливо звенела сталь. Даже император взглянул на нее с удивлением. Клейтон же молча разглядывал свою спутницу. Она всегда была мягкой и нежной – словно котенок, которому нужна защита. Однако новая Оливия была стократ привлекательнее. – Если вы не отмените праздник, мы останемся и будем рядом с вами, – добавила она.
У Голова вздулись жилы на шее.
– Государь, я не думаю, что…
Но император засмеялся и кивнул:
– Что ж, прекрасно. Я редко сталкиваюсь с такой преданностью.
Клейтон с уважением покосился на Оливию. Она всегда была целеустремленной. Но в юности в ней не было упрямства. А вот теперь… О, теперь она стала удивительной женщиной, потрясающей!
Но Оливия недооценила человека, стоявшего напротив нее. А Клейтон отлично знал, насколько опасен был Голов.
– Мне необходимо честное слово господина Голова, что с мисс Свифт и со мной ничего не произойдет, пока мы будем находиться в Санкт-Петербурге, – заявил Клейтон.
Император нахмурился:
– Разумеется, вы его получите. Находясь в этом городе, вы под моей защитой.
Губы министра превратились в тонкую ниточку.
– Да, конечно. С вами ничего не случится… до праздника, – сказал он.
Император заговорил с Оливией о предстоящем ночном бале, а Голов склонился к уху Клейтона и едва слышно прошептал:
– Разве я плохо позаботился о другой твоей подруге?
Безопасность Оливии была единственной причиной, не позволившей Клейтону убить мерзавца на месте. А руки так и чесались…
– Но все же не так хорошо, как я позаботился о генерале Чиленко, – с ухмылкой добавил Голов и тут же отпрянул.
– Значит, это были вы? – пробурчал Клейтон.
Император же, обратившись к нему, проговорил:
– Вы будете сопровождать мисс Свифт на сегодняшний бал. Никто не посмеет сказать, что я отвернулся от человека, спасшего мне жизнь. – Он улыбнулся почти с приязнью. – И от его очаровательной невесты.
– Ты хорошо справилась с императором, – заметил Клейтон, когда они с Оливией оказались в одиночестве в санях. Из-под копыт лошадей летели крупные комья снега.
«Но почему же он тогда хмурится?» – подумала Оливия.
– Восемь лет я училась разговаривать с политиками. – Неужели он не наводил о ней никаких справок, прежде чем ворваться на фабрику с угрозами? – Я выступала от имени общества, ведущего борьбу за гуманное отношение к женщинам и детям-преступникам. Так вот, мы добились некоторых реформ. В тюрьмах женщин отделили от мужчин, да и детей начали отделять от взрослых.
Клейтон с невозмутимым видом пожал плечами.
– Зачем ты с этим связалась?
– Из-за тебя. То, что случилось… или почти случилось с тобой, – это было неправильно.
Клейтон нахмурился и проворчал:
– А теперь, когда я жив?
– Я все равно буду продолжать свою работу. – Да и как иначе? Ведь то, что Клейтон жив, – это ничего не изменило. Ее преданность обществу сохранилась. Она и создала-то его из-за него, из-за Клейтона. Но теперь она этим занималась, поскольку свято верила в свою правоту.
Клейтон не спорил. Но окинул ее пристальным взглядом, словно выискивал в ней какой-то недостаток.
А Оливия между тем продолжала:
– На фабрике сейчас работают три мальчика, которые в Лондоне были обвинены в воровстве. Мы надеемся доказать, что эти дети могут быть реабилитированы.
Клейтон и на сей раз промолчал. Оливия же попыталась сменить тему:
– Ты когда-нибудь был на императорском балу?
– Да.
Не дождавшись продолжения, Оливия заметила:
– Ты сегодня удивительно многословен.
Брови Клейтона сошлись на переносице.
– Все балы – они ужасно долгие и нудные. – Он пожал плечами, словно недоумевая, – мол, что еще можно об этом сказать? – Люди танцуют, вот и все.
Ответ был таким типично мужским, что Оливия не выдержала и расхохоталась. Она пыталась остановиться. Честно пыталась. Но вероятно, прошло слишком много времени с тех пор, как она в последний раз смеялась искренне, от всей души, так что сейчас ей никак не удавалось остановиться.