Они прошли через анфиладу комнат. На стенах в большом количестве висели картины Рембрандта и Караваджо – словно это были не более чем детские рисунки.

Решив не таращиться по сторонам, Оливия смотрела только себе под ноги, но полы во дворце тоже оказались произведением искусства – сложены узорами из разных видов дерева. В одних комнатах узоры были геометрическими, в других – цветочными; причем дерево подбиралось самых разных оттенков.

Наконец они вошли в просторный салон. Находившиеся там казаки, одетые в короткие куртки, свободные штаны и стеганые безрукавки, тотчас встали и выстроились плечом к плечу. Один из них язвительно усмехнулся, глядя на платье Оливии. Но она расправила плечи, глянула ему прямо в глаза и смотрела в упор до тех пор, пока он не отвернулся. Да, она чувствовала себя неловко в чужом платье. Но она никому не позволит так нагло таращиться на нее.

Во всех следующих комнатах, которые они проходили, также находились солдаты. И все – разные. Казаки, драгуны, кирасиры… Клейтон шепотом называл их всех, но Оливия не очень-то его слушала.

И вот они остановились в зале – таком огромном, что в нем поместилась бы вся ее фабрика и полгорода в придачу.

Прошло несколько минут, и в зал начали входить люди. Мужчины в тюрбанах и кафтанах. И весьма элегантные мужчины в прекрасно сшитых костюмах. А также – мужчины с медалями и лентами, закрывающими почти всю грудь.

– Дипломатический корпус, – шепнул Клейтон.

Несколько минут царило полное молчание. Десятки глаз были прикованы к гостям.

Отец Оливии никогда не имел желания изменить свое социальное положение. Но у него были большие планы относительно дочери. Не для того, чтобы она была счастлива, а для привлечения большего числа инвесторов. Оливии пришлось получить множество уроков этикета, но ни на одном из них ей не говорили, как себя вести при встрече с русским императором.

Наконец двери в дальнем конце зала открылись. Вошла небольшая группа людей, и все в зале склонились в низких поклонах. Оливия присела в реверансе, искренне надеясь, что сделала это правильно.

– Александр, император всея Руси, царь Польши, великий герцог Финляндии и Литвы! – провозгласил громкий голос.

Оливия украдкой покосилась на своего спутника. Ей показалось, что прошла целая вечность, прежде чем стоявший с ней рядом Клейтон выпрямился. А перед ними остановился невысокий лысеющий человек среднего возраста. Он протянул руку Клейтону, и тот почтительно поцеловал воздух над перстнем императора. Губы обоих мужчин скривились в плохо скрываемой неприязни.

– Барон Комаров, я буду говорить по-английски, чтобы ваша невеста все понимала, – проговорил царь.

Оливия поняла две вещи. Во-первых, император знал, что ее спутник – англичанин. Во-вторых, он каким-то образом узнал об их с Клейтоном «помолвке».

– Я не ожидал снова увидеть вас в Петербурге так скоро, – продолжил император, и окружавшие его стражники насторожились.

– Меня заставляет возвращаться все время одно и то же. – Клейтон оставался безукоризненно вежливым, но в то же время в его голосе чувствовалось презрение.

Взгляд императора тотчас посуровел. Повернув голову, он сказал стражникам:

– Я хочу вспомнить прежние времена с бароном. Наедине.

Не прошло и минуты, как в зале не осталось никого, кроме Оливии, Клейтона, Александра и трех его помощников. И царь вновь заговорил:

– Мне казалось, что, подарив вам поместье в северной Сибири, я дал ясно понять, что не хочу видеть вас здесь. Что вы хотите мне сказать?

– Правдинцы планируют вас убить.

Внешность императора за последний год не улучшилась. У него стало намного больше морщин и меньше волос.

– Опять? Мы думали, что всех их уничтожили…

– Они снова собираются. Их финансирует граф Аршун.

Император оглянулся на худого и бледного, как мертвец, человека, стоявшего справа от него. То был полицейский министр Максим Игоревич Голов. Тихо вздохнув, Александр проговорил:

– Да, у нас были на сей счет кое-какие подозрения.

– Они планируют напасть во время празднования дня рождения великой герцогини, когда вся семья будет в сборе.

Голов громко фыркнул.

– Если полиция не знает о заговоре, то, значит, его не существует, – заявил он. Голов не мог рисковать и выказать некомпетентность. Немногое ускользало от внимания этого человека, но он далеко не всегда делился своими мыслями с императором. Чаще всего преступники исчезали до суда. И многих из них пытали.

– Вы, как всегда, ошибаетесь, Голов, – заявил гость.

Полицейский поморщился и проворчал:

– Тогда как, по-вашему, они нападут?

– Пока неясно.

– А сколько человек в рядах заговорщиков?

– Это тоже пока неясно, – процедил Клейтон сквозь зубы.

Бесцветные губы Голова скривились в презрительной усмешке.

– Но на кого они хотят напасть? Там будет пятьдесят членов царской семьи. На императора? На его братьев? На кузенов?

– И этого я не знаю.

– Тогда что же вы знаете?

– Васин перед смертью внедрил в ваши ряды своего агента.

– Кто же он, этот предполагаемый агент?

– Опять-таки – не знаю. – Клейтон почувствовал напряжение стоящей рядом Оливии. Возможно, она считала, что император испугается и немедленно отправится в безопасное место?

Но Александр только отступил на шаг и спокойно стоял, не проявляя к беседе особого интереса.

– Почему император должен прислушиваться к словам английского шпиона? – спросил Голов.

– Потому что это я раздобыла информацию, а не он. – Оливия подошла ближе к императору и обратилась прямо к нему. Ее лицо было искренним и серьезным. – Вы не должны ехать на праздник.

– Не должен? – Похоже, императора позабавила ее дерзость.

Клейтон почувствовал, что императора к тому же тронула искренность Оливии.

– Опасность реальна и очень велика, – продолжала она. – Я разговаривала с Аршуном и слышала, что они затевают.

Голов обошел императора и остановился возле Оливии.

– Как вы туда попали, мисс Свифт? Император не выдавал вам паспорт для въезда в Санкт-Петербург. Все это в высшей степени подозрительно.

Клейтон решил не проверять, выполнит ли Оливия его просьбу относительно молчания о Мэдлин.

– Правдинцы похитили ее, чтобы заманить меня сюда, – пояснил он. И выдал короткий и тщательно отредактированный рассказ о случившемся и о шифре, который оказался в их распоряжении.

Император устремил взгляд на Голова. Тот потупился, словно каясь. Но на его виске пульсировала жилка.