от Евы на поле Григорича, девушка допустила странную глупость, она двинулась к сетке, беззаботно наблюдая полет. Человеческий фактор? Может быть. Она опомнилась лишь тогда, когда волан был на расстоянии удара Григорича. Ева успела лишь сделать испуганные глазки, судорожно скривить рот, словно собиралась заплакать и прошептала:

— Умоляю…

Звериный азарт Григорича только раззадорило это слово, он собрал последние силы и с дикой яростью варвара-завоевателя хлестко ударил по волану. Тот попал прямо в живот Еве. Григорич упал на траву, но подбежавшая к нему девушка, присела на колени и подложила ладони под голову.

— Вы мой победитель, — восторженно глядя на Григорича, прошептала она, поглаживая мужчину ладонью по лицу и заставляя целовать ее пальчики. — Мой господин.

— Вы точно не поддавались мне? — тяжело дыша, спросил Григорич, стараясь отстраниться.

— Ну что вы, — возразила девушка. — Это была честная игра. Вы настоящий сильный мужчина и я от вас просто тащусь.

— Тогда… — произнес Григорич, победоносно сверкнув ожившими глазами, — давай на «ты».

— С удовольствием.

— Ох, — застонал он. — Мне же на базар надо. Столько всего купить. Ненавижу базары, вечно меня дурят.

— Пойдем вместе. Двоих они не посмеют.

И они пошли, болтая по дороге на английском языке.

А на базаре они буквально нос к носу столкнулись с Ритой. Одно только присутствие Евы удержало жену Григорича от остроты по поводу столь пикантной встречи. Рита лишь улыбнулась и спросила:

— Вы нашли друг друга?

— Да, — ответила Ева, даря ответную улыбку. — Уже занимаемся.

— Каким образом? — удивилась жена Григорича.

— Вот ходим и общаемся, — нервничая, ответил муж. — Тема «Покупки».

— Какая чудесная тема. Ну ладно, не буду вам мешать, занимайтесь. А я сама все куплю.

Рита поцеловала мужа в губы и слегка прикусила нижнюю, чего никогда в жизни не делала при посторонних, и помахав пальчиками Еве, исчезла в рядах. Григорич со своей спутницей вышли к краю торгового ряда и стали рассматривать всякие безделушки. Поскольку с Григорича была снята ответственность за покупки, он спросил, читала ли Ева сценарий. Та уклончиво ответила, что начала читать.

— Я просмотрела, но знаешь, только без обид?

— Конечно! — воскликнул Григорич, подозревая проблему и насупился.

— Понимаешь, у тебя очень много сцен, непропорциональных по времени и скорости. Восемь сцен быстрые и только одна медленная, потом шесть медленных и одна быстрая. Несбалансированный темпо-ритм — это как ввел член и сразу же как угорелый погнал наперегонки со своим сердцем. Потом, когда девушка вроде стала адаптироваться к ритму, ты — раз и остановился отдышаться минут на семь. А что девушке прикажешь делать?

У Григорича появились морщины на лбу, он попытался сосредоточиться на услышанном, но замотал головой в непонимании. Ева была терпеливой и сейчас она разговаривала с ним по-деловому, серьезно, как начальница с подчиненным.

— Все сцены должны идти плавно, органично, где-то быстрее, где-то замедляться, наращивать напряжение, дразнить зрителя и потом когда тот не ожидает, обрушивать на него проблему и увлекать в водоворот событий. Но все рассчитать надо так, чтобы ни персонаж и ни зритель не выдохлись и не разозлились на суетливость невменяемого и неуверенного в себе автора. А для этого каждая следующая сцена должна логично вытекать из предыдущей. Прежде чем писать сцену, ты должен задать себе вопрос: В чем ее смысл? Чего хочет персонаж? Если он там ничего не делает, вычеркивай его. Кроме того, в каждой сцене должен быть конфликт и его решение.

— Но это же всего лишь сцена, а не сценарий, — возразил Григорьевич.

— Ну и что! — менторским тоном продолжала Ева. — Между прочим, сцена — это мини-фильм со своими актами и поворотами. Да-да! Герой постоянно, в каждой сцене должен стоять перед выбором. Заставь его делать выбор между плохим и очень плохим. Сложно? Ну, милый, это же искусство, а не графомания. Тут пахать надо. Создай герою такие условия, от которых зрителя вдавит в кресло и тот не шелохнется до тех пор, пока твой протагонист не решит все свои проблемы и не перебьет всех своих врагов.

— Я вроде так и писал, — оправдываясь, бубнил Григорич, но деловая Ева его не слушала и продолжала идти вперед, пребывая на своей волне. Ее сухой тон и строгое выражение лица при фривольно поднимающейся юбке начинали дико возбуждать фантазии Григорича и он еле сдерживался, чтобы не схватить девушку за попу, не наклонить ее и не изнасиловать прямо на месте.

— А еще надо знать, — продолжала поучать Ева, поднимая вверх пальчик, — что главное: начинай сцену как можно позже и заканчивай, как можно раньше.

— Оригинально, не знал, — удивился Григорич.

— Учись, пока жива, — сказала Ева и затараторила еще быстрей: — Начинай с того, что герои уже пять минут, как беседуют. Не давай зрителю скучать, это тебе не роман писать. Все должно быть быстро, но разумно быстро. Не забывай контролировать эмоциями сцены, проверь, как они меняются. Включи поворот. Например, сначала лидировал один герой, затем первенство перехватил другой. Интрига, опасность, надо что-то решать, а темп нарастает-нарастает!

Ева уже кричала и развернувшись к Григоричу, оступилась и упала в его объятья. Григорич подхватил девушку, и сильно прижала к себе. Снова он услышал знакомый волнующий стук девичьего сердца. Ева слегка отодвинулась и тихо сказала:

— Но не забывайте, что есть еще и сцены-паузы.

— Зачем? — тоже прошептал Григорич, крепко держа Еву за плечи. Мягко увернувшись, она оправила юбку и сказала, растягивая слова:

— Чтобы дать зрителю перевести дыхание и не обрадовать его раньше времени. Знаешь, я мечтаю снять золотую сцену. Натуральную с идеальным героем и реальными эмоциями.

— А я, — признался Григорич, — мечтаю написать ее. — С чего же начать?

Ева задумчиво осмотрелась вокруг и указала Григоричу на дальнюю торговую палатку.

— Смотри, собака ворует мячи.

Действительно, какой-то облезлый пес все время шастал вокруг связки с мячами и выгадывал момент, когда отвернется хозяин. Тогда пес поддевал носом мяч и вел его по сетке вверх, пока тот не выпадал на землю. Тогда пес быстро укатывал мяч носом с глаз долой и гнал его через дорогу в лес. Ева с Григоричем рассмеялись.

— Его кто-то научил, — предположил Григорич.

— Дело не в этом, — сказала Ева. — Вот тебе сцена. Продумай, для чего она? Что дальше?

— Ну, дальше собака бросит мяч в лесу или обменяет его у местных пацанов на косточку.

— Оригинально, но как-то все у тебя предсказуемо и опять сказка.

— Ну а как тогда? — раздражался манерности юной девицы Григорич.

— Не кипятись, — спокойно произнесла Ева, заметив стоявшую недалеко Риту, которую Григорич не видел, потому что стоял к ней спиной. Увлеченная режиссерша продолжала:

— А