что если предположить любовь? Скажем, есть собачник и у него очень старая собака, которую ему жалко бросить. А тут с ним увязалась его девушка-красавица писаная, которую он тоже обожает. Но вот беда: у девушки аллергия на собак.

Последние слова Ева отчеканила очень громко. Григорич вздрогнул и сказал:

— Дилемма. Но при чем тут мячи?

— А вот при чем. Эта красоточка решила избавиться от пса и научила того воровать. А ты представляешь, что будет, если вороватого пса поймает хозяин палатки?

— Несомненно, прибьет! — воскликнул Григорич.

Ева сверкнула ледяным блеском на Риту, выбиравшую помидоры в палатке напротив. Та обернулась и ответила не менее уничтожающим взглядом.

— Вот и я о том же, — медленно произнесла режиссерша.

— А что же дальше?

— Дальше, — медленно, словно в тумане, произнесла Ева. — А дальше только чувства, мой дорогой. Хочешь, напишем золотую сцену вместе?

— Я с радостью, — воскликнул Григорич. — Но когда? Сейчас?

— Нет-нет. Вечером. Сегодня вечером. Только нам нужен будет кой-какой реквизит.

— Любые расходы!

— Пожалуйста, возьми резиновую лодку.

Григорич удивился, но не успел отреагировать, как Ева ахнула и попросила Григорича застегнуть ей туфлю. Услужливый мужчина нагнулся выполнить просьбу, а Ева подставила ногу так, чтобы губы Григорича коснулись кожи внутренней части бедра, и в это время Ева провела ногтями по спине своего раба. Рита обвела тяжелым взглядом эту сцену, специально показанную для нее, но сделала вид, что ничего не произошло и быстро отошла от палатки.

— До вечера, — ласково прошептала Григоричу Ева и исчезла.

Глава 11

Вечером Григорьевич бродил по дому задумчивый и не вполне вменяемый, бормоча себе что-то под нос, и никак не реагировал на просьбы Риты: то почистить картошки, то помочь ей развесить мокрое белье, то, в конце концов, сесть и серьезно поговорить об их отношениях. На любую попытку отвлечь мужа от глубоких «государственных» дум, тот лишь нервно отмахивался:

— Времени нет.

Оставив тщетные попытки достучаться до зачарованного благоверного, жена демонстративно распахнула перед ним наружную дверь и в сердцах заявила:

— Торопишься? Иди.

— Куда? — спросил Григорич, тупо уставившись в дверной проем.

— Куда хочешь, — отрезала жена, развернулась и ушла в ванную. Уже оттуда холодным тоном отозвалась: — Я тебя не держу, и бегать за тобой не собираюсь.

На стук мужа в дверь она не отозвалась, Григорич услышал только звук журчащей воды из крана и глухие всхлипывания.

— Глупо, — также глухо произнес он. — Глупо же, Ритуль. И не натурально.

Григорич вздохнул и вышел из дому, громко хлопнув дверью.

С Евой они договорились встретиться на том же месте, где и расстались днем — у выхода из базара, что в дух шагах от автобусной остановки. Григорич заранее выпросил у бывшей одноклассницы Наташи надувную резиновую лодку с насосом и водрузив рюкзак на плечи, взял в руки огромный тесак на случай нападения диких животных и предстал перед режиссершей. На удивленный вопрос Григорича: «Где же твоя камера?» Ева сказала, что все драфты она снимает только на смартфон и добавила, прильнув губами к уху мужчины:

— На Кэнон или Панавижн ты пока не заслужил.

В ответ на игривую улыбку девушки Григорич вяло улыбнулся, но от ее поцелуя уклонился, чем вызвал легкое недоумение в глазах спутницы. Та лишь подернула плечиками и изображая деловитость, приказала Григоричу следовать вперед. Они пересекли трассу и спустились по насыпи к лесу. По пути через чащобу и бурелом разговорчивая Ева вновь подсела на своего конька знаменитой режиссерши. Не замечая вокруг себя ничего, она продолжала поучать неопытного сценариста, внушая тому, что настоящий автор должен быть правдив и обязан доставать из себя все даже самые низменные и пошлые чувства, которые, в общем-то, есть природные и понятные зрителю, и только тогда он добьется успеха. В подтверждение своих слов она рассказывала о том, что ее фильм «Стадо» признали лучшим по натуральности и глубине подачи эмоций, невзирая на короткий метр, а Российская Академия кино даже ходатайствовала о направлении картины на Казанский кинофестиваль. С особым восторгом талантливая режиссер бравировала именами российских и зарубежных продюсеров, которые уже заинтересовались ее творчеством, и отмечала, что даже сам великий Кинг выразил желание, чтобы его последний роман экранизировала именно она. В голове Евы роились грандиозные планы и о создании собственной киностудии, и о своем театре чувств, и о наборе в команду настоящих профессионалов, среди которых мог бы оказаться и сегодняшний спутник, если, конечно, пройдет ее личный кастинг.

Сделав многозначительную паузу, Ева с усмешкой спросила, понял ли он ее. Григорич кивнул, но сейчас его, идущего впереди, больше заботило, чтобы нежные ножки будущего классика кино не поранились о какую-нибудь острую корягу. С рвением преданного королевского пажа Григорич активно расчищал путь от крапивы и вовремя поднимал ветки орешника, чтобы Её деловое режиссерское Величество не дай Бог не споткнулось и не оцарапало себе презентабельное личико. Тогда пиши пропало: гениальная режиссерша разгневается, творческий пыл ее погаснет и она категорически откажется снимать их золотую сцену, а Григоричу никогда больше не удастся постичь тайны написания идеального сценария. Поэтому он чуть ли не вылизывал путь своей начальнице и предупреждал малейшее неудобство, молясь, чтобы уже поскорей добраться до места, тем более, где-то вдалеке начинало греметь, и возникала опасность надвигающегося дождя.

Наконец, когда среди густо разросшихся кустов и деревьев что-то сверкнуло и откуда-то совсем рядом потянуло свежестью влаги, а гуляющий на свободе ветерок обдул лицо Григорича, утомленный путник с облегчением вздохнул и понял, что они пришли. Перед путешественниками блестело довольно большое полноводное озеро с прозрачной водой, в которой неспешно текла своя жизнь. Ева крикнула: «Ура!» и потянулась на носочках, глубоко вдыхая лесной воздух. Ее стройное тело стало еще тоньше и еще изящнее, она стала похожа на гордую гибкую лань перед решительным броском. Грудь напряглась, ножки сомкнулись, а всегда легкомысленная и непослушная шевелюра волос на этот раз тоже замерла, будто опасаясь ослушаться приказа режиссера, возвестившего о начале съемки. Григорич и сам понимал, что сейчас некогда расслабляться на пустяковый флирт — дорога каждая минута для работы из-за уходящей на сон натуры. Он немедля сбросил с плеч рюкзак и стал расчехлять лодку. Пока Ева с видом деловой озабоченности дефилировала вдоль берега и осматривала ландшафт, рассекая тесаком воздух и делая стремительные танцевальные па, будто вела ожесточенное сражение, Григорич поплевал на руки и взялся за насос. Его так и подмывало задать вопрос, зачем, собственно, говоря, лодка, но он не решался отвлечь режиссера от важного занятия.

Хотя уже вечерело и на