— Каких же? — все еще не понимал Григорич.

— Например, чувство страха, когда к вам кто-то стучится среди ночи, — сказала Ева.

— Ну, какой же это страх? — улыбнулся Григорич. — Мне по работе и стучат, и звонят и окликают с улицы в любое время суток. Все это — мои неутомимые заказчики.

— Хм, — дернула плечиками режиссерша. — А смущение от того, что придется оставить жену и пойти с молодой девушкой? Разве вы не испытывали дискомфорт?

— На долю секунды, может быть. Рита доверяет мне и потому не волнуется за мой моральный облик.

— Какая у вас замечательная жена, — задумчиво проговорила Ева и добавила, поджав губки: — И слишком умная.

— О, да — восхищенно согласился Григорич, ставя бокал с шампанским на стол. — Простите, не пью. Недавно удалили желчный пузырь, и теперь моя печенка не защищена перед разрушительным действием алкоголя. Реакция мгновенная и весьма болезненная.

— Как все прозаично, — уныло сказала Ева и встала. Она прошла к окну, взяла пачку сигарет и предложила мужчине.

— Простите, не курю, — усмехнулся Григорич. — Сосуды, знаете ли. Работа по ночам за компьютером сделала свое пагубное дело и вот теперь….

Ева не дала ему договорить.

— Какой-то вы мужчина-заповедник! Просто пупсик с витрины «Детского мира».

Не теряя последней надежды, Ева решительно направилась к креслу, в котором сидел Григорич, наклонилась и уперлась руками в подлокотники. На Григорича смотрело влажное бледное личико хищницы, готовой вцепиться своими зубками в горло жертвы и высосать из нее всю кровь до последней рубиновой капельки. Соблазнительно выпуклые соски упругих грудей тоже готовы были ринуться в смертоносную атаку и ждали лишь сигнала своей хозяйки. Ева произнесла последний аргумент, оказавшийся козырем в рукаве:

— Но как насчет эмоции героя, которую вы должны были испытать, спасая меня от нечисти? Если скажете «нет», значит, вы просто не мужчина.

Григорич не сказал «нет» и вдруг стал ясно осознавать, что Ева затеяла всю историю с летучей мышью с единственной целью, далекой от банального плана соблазнения, который мог бы привидится только такому убого пошлому уму, как у него. Напротив, она поступила как настоящий режиссер, умело заставив актера — в данном случае Григорича — испытать настоящие эмоции ради правды искусства. Он и вправду почувствовал, что совершает ради девушки подвиг, и совершая его, ощутил себя настоящим мужчиной. Можно долго описывать, как герой инстинктивно придерживает закрывающуюся дверь вагона метро, видя подбегающую женщину. После чего он должен чувствовать себя мужчиной-победителем. Но как передать это ощущение? Как правдиво донести правильную эмоцию эйфории героя? Надо ее пережить самому автору? И Ева предоставила сценаристу такую возможность. Восхищенный также блестящим артистическим даром девушки, Григорич схватил со стола бокал, мигом осушил его и рассыпался в благодарностях за бесценный мастер-класс от режиссера. В душе он глубоко сожалел, что оказался таким же примитивным дикарем как все, посмевшим допустить в адрес целомудренной девушки невесть какую чушь и лишь подтверждая обоснованную женскую сентенцию о том, что мужикам нужно только одно. Ева скромно опустила глазки и попросила не рассказывать жене о происшедшем, иначе та не правильно поймет, а невинной девушке не хотелось бы наживать здесь врагов — их и так предостаточно в ее бурной жизни.

— Не беспокойтесь, — уверил ее Григорич. — Мы ведь не делали ничего предосудительного, и потом вы сами назвали Риту умной женщиной. Думаю, она все поймет как надо.

При этом он очень внимательно посмотрел на Еву, словно увидел перед собой другого человека. Вскоре они уже прощались и желали друг другу спокойной ночи на английском языке, после чего учитель удалился. Ночь окутывала сонным теплом и благоухала ароматами засыпающих цветников. Ева чуточку постояла на крыльце, сделала несколько глубоких вдохов и еле слышно застонала, прижимая ладонь к груди и медленно опуская ее вниз вдоль тела по плоскому животику к лобку. Затем она выгнулась, резко схватила себя за ягодицы, сделала несколько круговых движений и подняв бледное личико к звездам, скорчила безобразную гримасу. Распушив копну густых волос на голове, она ухмыльнулась, после зашла в домик, схватила нетронутый бокал с шампанским и выплеснула все содержимое себе в лицо.

Глава 10

На следующее утро все отдыхающие разбрелись по лечебно-профилактическим процедурам, ради которых и приехали: кто подпитывался в бювете у артезианского источника с подогретой водой, кто занимал очередь в массажный кабинет, а кто уже изнемогал от физических нагрузок в тренажерном зале, мечтая за пару часов сбросить лишних 100–120 кг. Поскольку санаторий специализировался преимущественно на лечении и профилактике заболеваний сердечно-сосудистой системы, нуждающимся гражданам предлагались все виды программ: от лечебного электросна до всякого вида комплексных терапий. Всегда обеспокоенная больше здоровьем мужа, нежели своим, Рита водила Григорича по арома- и лазеротерапиям, заставляла заниматься лечебной физкультурой, записывала его на усиленный курс иглоукалывания и грозилась электрошокотерапией, если тот будет упираться.

— А разве такая бывает? — недоверчиво восклицал муж.

— Я договорюсь, — утвердительно кивала жена.

Нездоровая больничная суета и в городских поликлиниках ужасно раздражала Григорича, и он всячески старался избегать походов по врачам. Не последнюю роль в этом играла и природная лень звонить, записываться, а затем куда-то ехать, выстаивать в очередях, давать себя прослушивать, прощупывать, проникать в интимные места и с охапкой новых направлений от врача к своим дружкам-подельникам из частных кабинетов, уныло отправляться в другой конец города сдавать кучу очередных неприятных анализов. Через несколько дней следовало не забыть сделать следующий круг, чтобы забрать результаты и потом вновь собираться к своему участковому терапевту, которая непременно назначит тебе еще более усиленную программу марафонского забега. Когда же истощенный и раздраженный после всех оздоровительных марафонов, сеансов, процедур, заборов крови и вызывающей рвотные позывы эндоскопии, возвращался Григорич домой, кроме пустого кошелька, ужасных болей в желудке и густой сыпи на теле после экспериментальных антибиотиков и иных дорогущих препаратов, у него появлялась жгучая ненависть ко всем врачам в мире. От этого начинала ужасно болеть голова, ныть тот же желудок и бешено колотиться сердце. Беднягу вновь записывали к врачу и доставляли в поликлинику чуть ли не связанным по рукам и ногам и с кляпом во рту. Мда. Лечиться только начни, это как приступить к ремонту в квартире и никогда уже его не закончить.

Здесь в санатории Григоричу не хотелось чувствовать себя больным и особенно выглядеть дряхлым стариком перед юной Евой. Испытанные вчера ощущения словно бы запустили маховик какой-то программы омоложения в Григориче. Он нарочито начинал хорохориться перед