— Полагаю, первая, — ответил Григорич. — Для меня всегда сложно начать.

— Главное, не начать, а вовремя кончить, — холодно сказала режиссерша. — Не понятно? Чтобы понять, с чего нужно начинать герою свой путь, придумай эффектный третий акт.

— Финал? — недоуменно воскликнул Григорич. — Ну, я люблю журналы листать с конца, но это машинально, потому что обычно на последних страницах печатают кроссворды или анекдоты.

— Анекдоты здесь не при чем, — холодно сказала Ева. — Все начинают писать сценарий с последней сцены фильма. Потому что именно от процесса и результата финальной битвы зависит, насколько важной является проблема в начале и каким путем должен идти герой, чтобы решить главный драматический вопрос, волнующий его в завязке: Удастся ли ему победить или нет. Финальная сцена — это катарсис, высвобождение всех накопленных за время пути эмоций, выброс огненной магмы, обрушение неба на землю. Это — освобождение себя из плоти и взрыв Вселенной в мозгу персонажа. В финальном поединке решается все: или он или его. Назад хода нет, а впереди — бездна. И ее надо перешагнуть иначе — смерть. Перешагнул — вот тогда и понял, что за беда должна была явиться в дом героя в самом начале фильма, чтобы вот так с ней расправиться в конце. Ясно?

— Перешагнуть бездну? — присвистнул Григорич. — Не слишком ли?

— Ничего смешного, — вновь отрезала режиссерша. — Я помогу тебе.

Легкая как бабочка Ева вновь перепорхнула на сторону Григорича и почти вплотную подсела к нему на банку. Становясь мягче и доступнее, она сказала:

— Возьми историю своего Гоши и Карины. Проблема у них есть: собака. По-твоему, кого Гоша предпочтет в финале: девушку или старую псину?

— Хм, даже не знаю, — почесал затылок Григорич. — Ты говорила, что нужны натуральные эмоции, но у меня никогда не было старой собаки и поэтому я затрудняюсь с выбором.

Ева усмехнулась и в глазах ее промелькнула хитринка.

— Неужели никогда?

— Никогда.

— Тогда обними меня, — резко приказала режиссерша.

— Зачем? — рассеянно спросил мужчина.

— Делай, что говорят.

Григорич слегка приобнял девушку за талию и тотчас поразился, насколько тонкой и гибкой та была, а от кожи исходил жар, невзирая на прохладную погоду.

— Давай откровенно, — предложила девушка.

— Давай.

— Хочешь натурализма — вперед, — быстро стала говорить Ева. — Возьмем нас с тобой. Мы познакомились, понравились друг другу и у нас уже завязываются отношения — пока деловые, но которые в финале доведут обоих до постели.

Григорич хотел возразить, но Ева мягко, но решительно приложила свои пальчики к его губам, и мужчина инстинктивно поцеловал их. Девушка улыбнулась, закатив глазки.

— Вот так, милый. Но не будем останавливаться на конфетно-букетном периоде и быстро пролистаем второй акт.

— Второй акт — недоуменно повторил Григорич. — А что в нем?

— Бросаемые в меня втайне от своей жены сладострастные взгляды, стремление видеть меня как можно чаще, нервозность, если меня долго нет на горизонте, постоянная борьба морали с природными инстинктами, тайные эротические фантазии и онанизм в туалете, представляя, как насилуешь меня, сравнения моей молодой сочности и увядающей сухости твоей жены не в пользу последней и вот он — финал!

— Ой! — застонал Григорич.

— Только дай Бог, — с азартом продолжала Ева, — чтобы он не оказался ложным. Ненавижу ложных третьих актов. Итак, жена подозревает тебя в измене, ты безумно влюблен в меня и тебе придется сделать выбор. Прижми меня к себе. Ну же!

Руку Григорича словно парализовало. Он попытался отстраниться от напиравшей на него мощной энергетикой Евы, но та уже села всей попой ему на колени и обняла за шею.

— Ева… — сдавленным голосом промямлил Григорич, не силах противостоять. — Ты это…чего?

— Целуй же меня, глупенький, — грудным голосом приказывала режиссерша, ерзая ягодицами по коленям мужчины, который со страшной силой сжимал кулаки, чтобы сдержать нарастающее возбуждение в паху, но терпел фиаско. А Ева, ритмично покачивалась и не отпуская своих рук от шеи жертвы, с влажной улыбкой на лице чувствовала снизу горячую пульсирующую плоть, каждую секунду с опасением ожидая, что вот-вот кратер бушующего вулкана раскроется и из могучего жерла выплеснется горящий поток магмы, сожжет все преграды на пути и ворвется в нежную возбужденную женскую вульву.

— Еще не финал, — бормотала на ухо Григоричу одержимая девица. — Еще не финал. Терпи, милый. Я хочу…хочу….натуральных чувств. Говори же, что ощущаешь?

Григорич мычал и не мог пошевелиться — тело словно бы онемело.

— Нет! — захрипел он и на мгновение привел девицу в чувство. Но в следующее мгновение, не давая Григоричу пересесть, Ева опустилась на колени и расстегнула мужчине шорты. Обхватив ладонями выскочивший на свободу член, девушка принялась нежно массировать крайнюю плоть, постепенно оголяя ее. Руки девицы казались Григоричу такими всемогущими, что тот лишь безвольно дергался и постанывал, не в силах пошевелиться и отогнать от себя энергичную хищницу.

— Расслабься, пусть спадут оковы фальши, — шептала искусительница, продолжая массировать член пальчиками и жадно облизывая язычком уздечку. — Сегодня нет ничего, что нам может помешать быть самими собой. Мы ведь давно хотим друг друга, правда?

Григорич отрицательно покачал головой, но Ева уже охватила ртом головку и игриво заиграла с ней языком.

— Уйди…. — хрипел мужчина, судорожно двигая бедрами. — Уйди на….

В голове стоял туман, по всему телу бегали стада мурашек и Григорич был уже на пределе.

— Не сдерживайся, милый, — плаксивым голоском призывала девушка. — Воздержание очень вредно для мужчины. Хочешь кричать — кричи, хочешь ударить — бей. Не стесняйся природных инстинктов. Испытай это или дай испытать мне. И рассказывай, рассказывай о каждом миге переживания перед самым главным. Давай, давай же!

— Что испытать? — сквозь зубы процедил Григорич, напрягая кулаки. — Я испытывал это десятки раз.

— Ты да, а я — нет.

— В смысле?

Благодаря поступлению непонятной информации, мозг мгновенно переключился на выполнение анализа и пик возбуждения сбросился. С недовольным видом Ева отпрянула от размякшего лакомства и отсела на дно лодки.

— Я никогда не испытывала оргазм, — сухо сказала она.

— Ты девочка? — поразился Григорич, застегивая шорты.

— Нет, просто мой бывший муж не отличался талантами Казановы. Но он был хорошим человеком, и ради сохранения отношений я притворялась, что он у меня супер. Вскоре наша жизнь превратилась в ад, чувства охладели, нас стали раздражать любые мелочи друг в друге, на которые раньше не обращали внимания, а в глазах само собой родилось обоюдное желание: избавиться друг от друга. Мы притворялись живыми, хотя давно уже стали мертвыми. С тобой же претворяться я не хочу. Хочу сильных эмоций, хочу взорваться, изойти соками изо всех дырочек, хочу разрыдаться от счастья, хочу умереть и вновь родиться, но уже счастливой