Глеб метнул мрачный взгляд на Славика, который делал заказ, картинно манерничая, и ответил Маше:

— Надеюсь, ты действительно знаешь, что делаешь. Что ж, попробуй, может, станешь лицом «Старой Дачи».

И Маша попробовала. На следующий день с самого утра за ней заехал «Порше-Кайенн» Славика и водитель отвез ее на «Старую Дачу», где вчерашнюю беседку обступили фотографы, стилисты, визажисты и дизайнеры. В это время дня посетителей почти не было, а освещение в беседке было, с точки зрения фотографов, наиболее удачным. На Машу надели белую рубашку с длинными просторными рукавами, собранными на запястьях резинками, а поверх рубашки — длинный сарафан с красными бретельками из серой, с белым узорным принтом ткани, по подолу и по верхнему краю которого шла красная окантовка, подвязанный длинным красным поясом с кисточками на концах. Словом, дизайнеры добивались славянского стиля, ассоциируя с ним дачную тематику.

Вслед за этим стилист занялась Машиной прической и макияжем. Не меньше часа было потрачено на создание пышной косы, в которую вплели яблоневые цветы из полимерной глины, не отличимые от настоящих. Макияжем стилист подчеркнула большие синие глаза Маши, но при этом сумела создать ощущение отсутствия всякого макияжа: свежая, румяная девушка с ямочками на щеках, отдохнувшая среди природы, пышущая здоровьем.

Когда образ был создан, подъехал Славик и расплылся в улыбке:

— Машенька! Вижу, что не ошибся! Результат превосходит все ожидания! Ты просто красавица с русой косой, сказочная Василиса, прибывшая на волке, чтобы отведать яств заморских.

— Здравствуйте, Слава. Благодарю вас, примерно так я себя и чувствую. Но самое трудное впереди, ведь я совершенно нефотогенична.

— Кто вам это сказал? Леночка, — обратился он к организатору фотосессии, — начинайте, пожалуйста.

Леночка кивнула. Славик повернулся к Маше:

— Сейчас вы убедитесь, что ничего сложного нет. Вас очень просто будет сделать лицом ресторана: вы прекрасны во всех ракурсах и при любом освещении.

Маша сияла. Не так давно она была измученным воспитателем детского сада с вечными мешками под глазами от хронической усталости и недосыпа, в постоянно грязных вещах, измазанных песком на прогулках, клеем и красками во время занятий, издерганная, потрепанная, с наспех нанесенным и испорченным в течение рабочего дня макияжем, который никогда не было возможности поправить, патологически недовольная и безразличная уже почти ко всему и в первую очередь к самой себе.

Сейчас же она стояла перед большим зеркалом и видела в отражении истинную красавицу с азартным блеском в глазах, на которую к тому же в восхищении смотрели не только мужчины, но и женщины.

— Маша, садитесь за столик, — скомандовала Лена.

Маша села. На столе перед ней в плетеной корзине лежали наливные краснобокие яблоки и золотые груши. Несколько фруктов лежали на скатерти, словно они высыпались из корзины, являя собою картинку богатого урожая, полной чаши с щедрым избытком.

Перед Машей поставили дымящееся блюдо, на котором лежала утка, окруженная спаржевой фасолью, брокколи и другими овощами, искусно оформленная, политая каким-то соусом и источающая сказочный аромат. Рядом стояла запотевшая бутылка белого сухого вина, и официант наполнил бокал.

Даже несмотря на то, что Маша ранним утром еще не была голодна, в животе у нее призывно заурчало. Однако фото с поедающей утку красавицей, по мнению фотографа, было бы совершенно не тем, что он видел подходящим для билборда, и поэтому Маше оставалось только улыбаться, поворачивать голову то так, то эдак, менять позы по просьбе фотографа, брать в руки яблоки или бокал вина, а фотокамера все щелкала и щелкала, и казалось, что сделано уже невероятно большое количество кадров.

И вдруг, на минуту взглянув в сторону собравшихся пиарщиков, Маша увидела Глеба. Он смотрел на нее с жадностью и восхищением, с затаенной тоской, неутоленной, мучительной жаждой. Волна глубинной нежности всколыхнулась в ее душе, и лицо ее озарила радостная улыбка, затронувшая глаза, сердце, все ее существо. На миг Маша забыла, где находится, и, неосознанным движением обхватив плетеную корзину с яблоками, словно эта корзина — ее якорь в океане чувств, смотрела на него, не в силах оторваться.

В глазах Глеба отражалась ее красота — отражалась ярче, чем в зеркале или на снимках даже очень профессионального фотографа.

После еще нескольких щелчков фотокамеры фотограф объявил:

— Все! Перерыв и перекус! Мне кажется, последние кадры были безупречными, сейчас я рассмотрю их на мониторе.

— Глеб! — Маша направилась к нему, пробираясь через толпу дизайнеров, визажистов и фотографов. — Иди скорей сюда!

— Машенька, — преградил ей дорогу Славик, — аккуратно с платьем, мы еще не закончили. Но вы можете перекусить этой уткой, на которую с таким вожделением поглядывали, а макияж потом подправим.

— А я могу разделить трапезу со своим другом? — спросила Славика Маша.

— Ну конечно, — скривился он. — И я тоже к вам присоединюсь. Вы так замечательно позировали! Теперь заслужили получить удовольствие и отдохнуть.

Глеб подошел к Маше и Славику и, здороваясь, обнял подругу.

— Глеб, — начала Маша, — все это так необычно! Совершенно новый опыт, перезагрузка всех внутренних программ, изменение настроек, понимаешь?

— Я очень рад за тебя! Такой я тебя никогда не видел! В последнее время ты все чаще удивляешь меня внезапными перевоплощениями. Вот почему мне вдруг показалось, будто та Маша, которая приехала этим летом, — это какой-то другой человек, не та девчонка, с которой мы прыгали по крышам гаражей.

— Согласна, — усмехнулась Маша, — она другая. Давай перекусим? А то эта утка, которую я успела возжелать всеми фибрами желудка, уже едва теплая.

— Давай.

Глеб, Маша, Славик и Леночка уселись за стол. Славик, всем своим важным и деловым видом подчеркивая свое положение, принялся гонять официантов, в избытке заказывая вино, десерты, закуски, предлагая Маше то одно, то другое с явным намерением произвести впечатление. Глеб ухаживал за ней, подливая вина, спрашивал, не устала ли она от съемок и не жарко ли ей в рубашке с длинным рукавом. Маша старалась быть любезной и вежливой со всеми, чтобы никого не обидеть и не вызвать вражды между мужчинами.

Наконец трапеза подошла к завершению, и Славик отправил Машу поправлять макияж.

— Давай вечером сходим на речку, — предложила Маша Глебу, прощаясь. — Если у тебя получится, — добавила она.

— С радостью! — оживился Глеб. — Тогда до встречи! — И он ушел по своим делам.

Тем временем фотограф Виктор позвал Славика к монитору своего ноутбука.

— Ты только взгляни, — сказал он Славику. — По-моему, стоит на этом остановиться. Лучше не сделаем!

Слава взглянул на экран и позвал Леночку. На фото в лучах утреннего солнца, в утопающей в лесной зелени беседке Маша, обхватив корзину с яблоками, счастливо улыбалась. Глаза ее сияли, и было во всем ее облике столько естественности, женственности и… любви! Фотографу удалось поймать особенное выражение лица, эмоцию. Кадр, бесспорно, был удачным, и Славик одобрил: