Я развел руками.

– Наша беда обычно в том, что, даже когда условия ужесозрели, специалистов все еще нет. Зато потом, когда приходят другие условия,общество еще долго штампует специалистов старого профиля.

Он хохотнул.

– Да не просто штампует! Иной раз закрываться пора, а онитолько наращивают выпуск. Слушай, а ты в самом деле выглядишь орлом. Я,конечно, своим такие драконовские условия не ставлю, их, сам понимаешь, неограничишь в жареном мясе, всю клиентуру растеряю, я их оздоравливаю в основномочищениями.

– А спецдобавками?

– Само собой! Самые дорогие выискиваю, в такие больше верят.

С утра я выскакивал и прыгал в автомобильчик, через полчасауже в фирме, где проходил через три контроля на входе, а потом помнил, что закаждым движением следят телекамеры, записывают на поистине безразмерные харды.Я с некоторым чувством стыда вспомнил и свои крики об ущемлении свободпроклятой властью. Сидят там толстопузые гады, зажрались, только и думают, какнас еще больше прижать, нагнуть, заставить выполнять то, что хотят они, а немы. И так везде: в коммунистическом Китае или буддистской Индии, демократическихШтатах или исламском мире. Все гады, все в этом одинаковы.

Если бы я тогда мог даже предположить, что власть будетрегулировать генетическую конституцию моих детей, я бы только расхохотался.Мол, человечество такого не допустит, а как же морально-этические нормы, и т.д.и пр. чушь, так как морально-этические нормы, применительно к генной инженерии,привели бы к катастрофе куда быстрее.

Власть начинает брать в руки генетические программы неохотнои вынужденно, ей хотелось бы остаться от этого непопулярного дела в сторонке,но есть такие неприятные работы, которые должны делаться, хошь – не хошь.Но во-первых, человечество в самом деле начинает вымирать из-за накопившегосямусора, так как успехи медицины прервали естественный отбор, во-вторых – еслигены начнут модифицировать в домашних лабораториях, то можно толькопредположить, что насоздают.

Наибольший крик подняли, естественно, меньшинства, чьемнение абсолютно не принимается во внимание. Ну, во-первых, всем угодитьневозможно, а во-вторых, меньшинства потому и меньшинства, что они на обочинепрогресса и всячески стараются ему помешать. Как ни печально кому-то, однако вследующем поколении уже не будет ни гомосеков, ни лесбиянок, ни прочихизвращенцев, как и «зеленых» или профессиональных революционеров, то естьбедолаг, что не смогли отыскать место в жизни, но амбиции у которых ой-ой-ой.

Технологии будут ограничивать свободу все больше и больше, апопискивать против будут лишь законченные кретины. Вроде тех, кто сейчасспасает пингвинов или протестует против глобализации. Мы все охотноотказывается от личной свободы в пользу технологий. Ну, не очень охотно, это яперегнул, но отказываемся всегда.

К примеру, наши предки ходили и бегали где восхочется икогда захочется. С появлением автомобиля кое-что изменилось, он расширилвозможности человека вообще, но ограничил пешеходов. Но никто не заставлялникого приобретать авто, однако приобретали. Когда автомобили расплодились,пришлось придумать правила движения, которые ограничили свободу не только пешеходов,но и самих автомобилистов. К тому же постепенно ввели техпаспорта, страхование,проверки на трезвость. Сейчас люди вообще живут в одном месте, а работают вдругом, так что без транспорта не жить. Разве что воспользуешься автобусом илиметро, но там свободы еще меньше.

Так что каждый шаг или шажок к прогрессу – это выбормежду старым и новым. Человек всегда делает выбор в сторону прогресса сам,никто его не принуждает. Бурчит, потому что какие-то мелочи теряет, однакополучает намного больше, потому и выбирает прогресс.

Впрочем, даже если он не станет выбирать сам, за него этосделают другие. К примеру, открыв прекрасный супермаркет в соседнем районе,куда добраться можно только на транспорте.

Вообще, как только какая-то техническая новинка входит вмассы, эти массы становятся от нее зависимы. Но не только массы. Сама структурацивилизации уже зависит от новинки. Что, если бы, к примеру, исчезлиавтомобили? Да, люди получили бы больше свободы, но на хрен нам такая свобода,когда с нею вернутся нищета, болезни, голод, одичание?

Какая хрень, когда мы полагали, а кое-кто из придурков исейчас все еще полагает, что контроль над поведением людей будет осуществлентоталитарной властью. Как же, размечтались! Как бы хорошо иметь эту самуювласть хотя бы в качестве мишени. Чтобы плевать в нее и требовать отставки занасилие над нашими гордыми и свободолюбивыми личностями.

Ни фига подобного: каждый шаг по усилению контроля –это наш собственный ответ на какие-то проблемы. Хоть на появление террористов,хоть на резкое увеличение числа генетических уродов, которых лечитьбессмысленно: мы все ими станем, а надо модифицировать гены новорожденных.Любой контроль внедряется не по злому умыслу властей, а по требованиюпрогресса. Прогрессу сопротивляться невозможно, и уже завтра многие мамашипонесут своих детей в генетические клиники, чтобы у одних убрали генпреступности, а то, мол, у нас семья такая неблагополучная, все рецидивисты, адругая попросит усилить ген музыкальности, а то в семье все любят музыку, ноникто не сумел стать великим композитором…

Никто не требует, чтобы мы смотрели телепрограммы, читалигазеты, шарили по Интернету. Но человек уже не может без этого: клянет качествотелепрограмм, но смотрит, называет Интернет свалкой мусора, но за уши невытянешь из этой свалки. Человек становится все более и более управляем, чтохорошо и плохо, но главное, что процесс необратим. Закончится полнейшимконтролем и слиянием в одно существо.

Конечно, скажи это сейчас, возмутятся все, от последнегонищего до самых могущественных и влиятельных людей. Но технический контроль надчеловечишками состоит из очень длинной последовательности ма-а-а-ахонькихшажков, человечки успевают привыкнуть к каждому мелкому изменению и не очень-топротивятся следующему, такому же крохотному шажку в сторону контроля.

Что делать, технология уже изменила жизнь человека, егоокружение, меняет природу, так что и сам человек будет так же круто изменен,как и все остальное. А тот город, в котором живет сейчас москвич или ньюйоркец,совсем не то, в чем жили древние египтяне, так почему же тело и психикачеловека должны оставаться такими же?

Прошло еще пять лет, Линдочке уже тринадцать лет, давностала спокойной солидной собакой, играет только с самыми близкими, хотя,конечно, если мячик закатит под низкую полку, гневно бьет ее лапой, а потомидет ко мне и требует, чтобы я наказал злую полку и отобрал у нее мячик.

Светлана активно не дает мне выпасть из их круга. Возможно,я и сам инстинктивно за него держусь, это и память о Каролине, она общалась совсеми, дружила, часто бывала у них в гостях, а потом и мы приглашали их к себе.