– Если уж ты по-прежнему играешь роль златодольской леди, то и вести себя изволь соответствующе.

Лиля фыркнула, а потом задумалась. А ведь Матильда права, иначе глупо как-то получается – камеристка благонравнее госпожи. Не мешало бы исправить.

– Итак, мы вернулись к тому, с чего начали. – Лиля погрызла кончик пера и, вчитавшись в коряво написанные строчки, вздохнула: – Чистописанием тоже со мной займись на досуге. А то эти ваши перья… брр!

Матильда с любопытством глянула на госпожу. То, что Лиля далека от придворной жизни, понятно сразу, но не уметь элементарных вещей… это странно. Вместе с тем на голодранку из трущоб, которым не хватает денег на обучение, не похожа.

Матильда заглянула в листок. Писать умеет. Действительно коряво, но понятно. Предложения строит по каким-то другим правилам, это непривычно смотрится, но смысл не нарушен.

– О! У нас же комната Риккона совсем рядом! – воскликнула Лиля. – Соседняя! Это тоже надо внести в список, вдруг пригодится. Не знаешь, что придумать с этой информацией?

– Может, блохи? – Матильда поморщилась. Заветная баночка все еще была при ней.

– А не сдохли?

– Живы. А нет, так новых наловим. Уверена, в тюфяке у конюха их навалом.

– Угу, значит, вносим в план. – Лиля вновь заскрипела пером. – А давай привлечем Артемиса? Пусть поработает.

– Зачем? – нахмурилась камеристка.

– Ну как же, должен же он увериться, что план сбоев не дает. Хотел поиздеваться над лордом – вот, пожалуйста! Кстати, возможно, он и вправду мечтал за что-то отомстить, поэтому и затеял всю кутерьму.

– Вряд ли, слишком запутанно.

– Да, ты права. Слишком. Хотя… Нет, не сходится, Риккон видел Артемиса и не признал, значит, не знакомы. А жаль, версия была хорошая. Ладно, давай не отвлекаться. Итак, блох ставим под номером четыре…

Лиля увлеченно писала, а Матильда, в который раз вздохнув про себя, подумала, что, может, все не так плохо складывается? Вдруг действительно выйдет что-то путное? Девочка не настолько глупа, как хочет показаться, а что касается взбалмошности… Не всем же отличаться серьезностью.

– О чем задумалась? – Лиля вновь закусила кончик пера.

«Ужасная привычка», – отметила про себя Матильда, а вслух сказала:

– Ты интересный человек, хотя иногда бываешь невыносимо беспечной. Но, должна признать, проблески разума случаются все чаще.

Лиля насупилась, словно хотела обидеться, а потом вдруг…

– Твою ж… Мотя! – воскликнула она, округляя глаза.

– Что?

– Ты опять права!

– Мм?

– Я же давно заметила, что иногда прямо-таки тянет сотворить что-нибудь совершенно невообразимое. Нагрубить или совершить поступок, от которого потом самой же будет стыдно. Недавно только об этом рассуждала. Я еще у Риккона спросила, не может ли маг какой тут поспособствовать. Артемис, например, или же сам лорд.

– Лорду-то зачем? – удивилась Матильда.

– А я почем знаю? Но Риккон сказал, что нет сейчас таких умелых чародеев. Вроде бы кто-то когда-то и мог, но теперь нет. В общем, видимо, я сама по себе такая, – Лиля хихикнула, – оригинальная. И все бы ничего, однако раньше, до договора с Артемисом, я таких глупостей не делала. В мыслях, конечно, и похуже было, все мы не без греха, но чтобы вот так, открыто… Нет.

– Думаешь, кто-то?

– Я много чего думаю, и не всегда цензурно, но смущает одно: тут, в Чернолесье, я становлюсь на саму себя похожей, а в Златодоле – словно кто-то насильно установку на бесчинства дает.

Матильда задумалась.

– Ты вот что, не говори пока об этом никому. Ни лорду, ни тем более Артемису. А я постараюсь разузнать про этого таинственного всесильного мага, хорошо?

– А как узнаешь?

Камеристка улыбнулась.

– Слуги часто сплетнями друг с другом делятся.

Риккон злился.

Невеста способна вывести из себя любого. Кто бы мог подумать, что девчонка так близко подкрадется к самому сокровенному – к его свободе. А ведь он почти поверил в благие намерения! Точнее, в изворотливость самой Лилии, которая, так же, как и он, не желала свадьбы. Раньше не желала. А теперь… Да пропади она пропадом!

– Тише, тише, – усмехнулся горбун, наблюдая за лордовой яростью. – Не разнеси тут все, а то вон стены дрожат. Еще пара-тройка всплесков, и ничего от Чернолесья не останется.

– Она же ясно дала понять, что желает отсрочить брак!

– Передумала. С кем не бывает? – пожал плечами Блай. – Женщины очень непостоянные. А ты бы поменьше буйствовал. Съезди-ка лучше в деревеньку, к этой своей… как бишь ее? В общем, к той пухленькой брюнеточке, возле дома которой тебя видели в последний раз.

– Никуда я не поеду.

– Поедешь. Поедешь и развеешься. А потом вернешься спокойный и довольный, глядишь, к тому времени выход из ситуации сам собой найдется.

Риккон выругался, а потом вздохнул. Блай прав, отвлечься не помешает.

– Я обещал невесте поторопить свадьбу, как она того и хотела.

– Хорошо, – кивнул горбун. – А зачем? Узнали бы друг друга получше сперва.

– Да не хочу я ее узнавать! Не хочу! Женюсь, заберу Златодол, а ее саму… в башню! Нет, в подвал! В драконьи земли! Куда угодно, лишь бы подальше от меня. И пусть живет как хочет!

– Ну-ну. – Блай усмехнулся. – Ты езжай, пар выпусти. А потом уж и про башню с подвалом подумать можно. Езжай.

– Куда это он направился? – Лиля выглянула в окно. – Ты видела, как коня пришпорил? Бедная животинка.

– Злой, видать. – Матильда поджала губы.

– Конь?

– Риккон. Ну и конь тоже.

– Вот бы он его скинул и шею ему сломал, – добросердечно пожелала Лиля. – Всем бы сразу стало хорошо. И мне, и тебе, и даже Артемис был бы доволен.

– Не выйдет. Слишком просто. Вот если бы ты была за ним замужем и вдруг стала вдовой… Лиля? Лиля! Лиля, не смей! Это не пятый пункт! Вычеркни!

Красноволосая невеста возмущенно фыркнула, но «убийство до брачной ночи» все же вычеркнула.

– Интересно, куда он направился?

– Да кто его знает. – Матильда поправила шнуровку на корсете. – Вот вернется, и посмотрим. Коли рубашка будет помята да шейный платок не в порядке… сама понимаешь.

Лиля понимала. Лиля еще как понимала! Но от этого понимания почему-то стало противно.

– Он что, по девкам пошел? – Она вновь прилипла к окну, словно могла по оставшемуся следу конских копыт различить точное место прибытия.

– А куда же еще? Вечереет, сама понимаешь, на ночь глядя не поля с пшеницей смотреть ездят.