– Хм, я не подумала.

Лиля сжала виски. Голова вновь разболелась со страшной силой, но просить помощи у Артемиса почему-то не хотелось.

– Кстати, прости за Мотю, – вдруг вспомнила она. – Это и правда глупое сокращение.

– Да ничего, – улыбнулась служанка. – Я тебя в мыслях как только не называла.

– Представляю.

Вроде бы время тянулось как обычно, но за разговорами они даже не заметили, как наступил обед, на который никто не пошел, затребовав еду в комнату. А потом и ужин, который так же благополучно пропустили.

Матильда рассказывала о Златодоле, о детстве, о родителях. Описывала места, в которых побывала. Иногда ей очень хотелось расспросить саму Лилию, откуда же она взялась, такая своенравная. Но решила, что пока не стоит.

Матильда не врала: все сказанное являлось правдой и каждому слову имелось подтверждение. Магия была хорошим подспорьем в вопросах честности. Но периодически камеристка ловила на себе изучающие взгляды хозяйки.

Особого удивления это не вызывало, все же не так просто принять информацию, которая внезапно выплыла наружу. Матильду смущало совсем другое.

– Могу я спросить? – Она склонила голову набок.

– О чем?

– Почему ты согласилась занять мое место?

Лиля хмыкнула:

– Прости, но я не настолько тебе доверяю, чтобы выложить всю подноготную. Могу лишь уверить, что злого умысла не имела, была убеждена, что наследница мертва, а сам Златодол – бесхозный.

– Но…

– Нет никаких «но», сейчас мы с тобой в одной лодке. Просто так уехать я не могу, до дома далековато. Поэтому давай решать, как существовать будем. И что врать, – припечатала Лиля.

– А что решать? – Матильда разгладила на юбке несуществующие складочки. – Ты по-прежнему леди Златодола, я твоя камеристка. А что касается Риккона… Помоги избежать глупого приказа, и мы в расчете.

Лиля задумалась. Судьба – странная штука. Кто бы мог подумать, что и Матильда, и Артемис попросят об одном и том же. Вот только пути достижения абсолютно разные. Одна – за брак с лордом, другой – категорически против.

В любом случае в родной мир не вернуться, в договоре указано, что попаданка обязана сохранить за собой Златодол. Что ж, дело осталось за малым, выбрать наиболее приятный способ и с наслаждением провести время в сказочном мире в компании темноволосого «принца».

Готовься, прекрасный лорд, по твою душу идет красноволосая попаданка! И ее скромная служанка.

Ближайшие дни были наполнены затаенной злобой и скорбью. А также длительными размышлениями.

С Артемисом Лиля старалась не пересекаться, с Рикконом тоже. Блай ехидно улыбался, но помалкивал. Матильда же читала лекции о правильном поведении и взаимопомощи.

Лиля чувствовала себя в ловушке меж двух огней. Справа – бедная камеристка, которой надо помочь, слева – златодольский маг, умело прописавший пункт о помощи в договоре. Но на чью же сторону встать в итоге? Кто прав, кто виноват? Ничего не понятно.

Прогулки по саду позволяли осмыслить все в спокойной обстановке. К слову сказать, сад стал Лилиным излюбленным местом. Тихо, безмятежно, безмолвно. Птичьи трели не в счет.

– Признаться, я восхищен тобой, – неожиданно раздался голос Риккона.

Подойдя совсем неслышно, он долгое время наблюдал за невестой, выискивая хоть намек на ее дальнейшие замыслы, но, так ничего и не поняв, решил действовать по собственному усмотрению.

– Чем именно восхищен? – умиротворенно отозвалась Лиля, хотя сама едва не заорала от страха, узрев жениха так близко. – Во мне много прекрасного.

– Тем, как ты отвратительно можешь поставить все с ног на голову, – пояснил он. – Но в одном ты права: не следует злить императора. Он не простит, если брак не будет заключен.

Риккон замолчал, с удовольствием наблюдая, как смысл слов доходит до женского разума.

– Как это? – Лиля тревожно обернулась. – Что ты имеешь в виду?

– Только то, что сказал. Свадьбе быть, я согласен.

– Эй! Мы так не договаривались!

– Что такое? Отказываешься? – Риккон усмехнулся.

Мимолетное движение губ, привычное выражение презрения и непонятного, извращенного веселья, но Лиля поежилась. В серых глазах лорда царил хаос.

– А ты ведь не простая девчонка, – прошептал он, медленно подходя ближе. – Хитрая, изворотливая змея. Кто бы мог подумать… Все это время ты водила меня за нос. Чего добивалась? Надеялась заинтересовать? – Риккон дотронулся рукой до ее щеки. – Получилось, заинтересовала. Но учти, не всякая победа заслуживает фанфар.

– Кто бы говорил, – фыркнула невеста. – Сам ты… гадюка ядовитая.

– Готовься к свадьбе, – отрывисто бросил будущий муж и, резко отдернув руку, ушел.

Лиля застонала. Ну вот, опять. Словно и не было последних дней.

Неподалеку мелькнул силуэт камеристки.

– Матильда! – крикнула Лиля и, когда горничная подошла, уточнила: – Все слышала?

– Да, но это же очень хорошо! Он женится на тебе, а я смогу вернуться в Златодол!

– Какая прелесть! Меня очень радует твой альтруизм и благородство. А что будет со мной в этом браке, ты не подумала? Он же меня съест сразу после того, как наденет кольцо на палец. Вот прямо с него и начнет.

– С кольца?

– Если бы. С пальца!

Лиля насупилась. Уж чего-чего, а замуж ей не надо. Это пусть другие мечтают захомутать жениха побогаче, а Лиля предпочитает крепкие нервы и вольную жизнь.

Черт бы побрал этого Риккона! Что ему в холостяцком житии разонравилось? Зачем согласился на брак? Можно подумать, что прям помирает от любви! Идиот.

– Что ты решила? – Матильда явно пеклась не о будущем хозяйки, а о собственном замке.

– Понятия не имею, – призналась Лиля. – Но замуж за лорда я выйти не могу.

Камеристка вздохнула:

– И что делать?

– Оставляем план Артемиса. Да не нервничай! Сама подумай, если Риккон отказывается, то Златодол за нами. Да еще и Чернолесье… Хотя нет, Чернолесье оставим, не на улицу же выгонять человека.

– Но Артемис…

– А что Артемис? Расспрошу постепенно, что у него на уме, узнаю поподробнее про наследницу, так внезапно «погибшую». Разберемся, не боись. – Лиля вдруг хихикнула: – Я только сейчас поняла, что ты мне добровольно должна помочь отвадить жениха. Не поверишь, но вот уже который день я не знаю, как тебя на это уговорить, а тут гляди-ка, все само собой получилось. Судьба, как сказала бы моя мамочка!

– Надо говорить «матушка», – поправила Матильда.

– А?