И вот он рядом. Красивый. Мощный. Подходит чуть ближе. Кожа к коже. Горячо. Касаюсь его руками. Пальцами прокладываю дорожку от шеи к плечу и ниже, к запястью руки. И снова знак. Здесь нет того рисунка, который я каждую ночь до сих пор вижу во снах. Кожа Лероя теплая, бархатистая, упругая. Но она не та. Он не тот.

Но Лерой не замечает моего замешательства или просто делает вид. Он рывком притягивает меня к себе. Слишком сильно. Слишком близко. Повсюду ощущаю его губы, руки и такое обжигающее дыхание.

— Моя, — рвано рычит Амиров и с новой силой начинает терзать мое тело, за одним убивая душу. Я никогда не стану его. Сейчас я понимаю это как никогда раньше.

— Не твоя, — тихо срывается с губ, но Лерой как будто оглох.

— Не твоя! — почти кричу. — Отпусти! Я ошиблась!

Амиров замирает и стеклянным взглядом смотрит на меня.

— Тебе лучше уехать.

— Да, сейчас вызову такси, — прикрываясь руками, спрыгиваю со столешницы, хватаю платье и бегу к телефону.

Лерой стоит. Все там же. В той же позе. Через приложение вызываю такси и одеваюсь.

Машина через 20 минут.

Хочу подойти к Амирову и извиниться, но боюсь. Впервые боюсь его. Понимаю, что не обидит. Здесь другое. Мне стыдно смотреть ему в глаза. Чувствую себя последней тварью. Но в тоже время ощущаю небывалую легкость и свободу.

Уйти просто так не позволяет совесть. Оставить его так, сбежать будет нечестно. Я как минимум должна ему все объяснить.

Медленными и робкими шагами вновь подхожу к Лерою. Невыразимо сильно хочу его обнять и сказать, что люблю его. Как друга. Как старшего брата. Но это последнее, что сейчас ему нужно.

— Прости меня.

Между нами всего метра три, но в эту минуту они растянулись до бесконечности. Тяжело дыша, Лерой стоит спиной ко мне и яростно сжимает и разжимает кулаки, отчего мышцы на его теле поочередно напрягаются. Он зол и растерян одновременно.

— Однажды Реми спросил меня, смогу ли я тебя отпустить, когда придет время. Я ответил "да". Но я тогда не подозревал, насколько это будет больно.

— Прости меня.

— Чем он лучше меня, Ксюш? Чем?

Лерой, конечно, не видит, как я качаю головой, как слезы окутывают мои глаза, как мне тоже больно. Я ошиблась. И эта ошибка приносит слишком много страданий нам обоим.

Мобильник в руках оживает. Наверно, такси.

— Прости меня, — разворачиваюсь, чтобы уйти. Он так и не взглянул на меня.

Уже возле двери слышу звон бьющейся посуды и полное боли:

— Ненавижу его! Ненавижу!

Без оглядки выскакиваю на улицу, практически не разбирая ничего вокруг, лишь повторяя себе под нос:

— Ненавижу! Сейчас я тоже его ненавижу!

У ворот ждет машина. Резким движением открываю пассажирскую дверь и погружаюсь в уютный салон. Все. Я только что всё разрушила между нами.

Щелчок блокировки дверей переключает внимание.

— Коттеджный поселок " Боровой", пожалуйста, — а сама не могу отвести глаз от верхушек сосен на его участке. Вряд ли я когда-нибудь еще сюда вернусь.

Из сожалений вырывает ослепляющий свет фар, а затем и машина такси затормозившая рядом. Черный ниссан, как в приложении. Но тогда куда села я?

Как в замедленной съемке поднимаю глаза на водителя и вижу его.

— Привет!

Тимур

— Тимур, — голос Шефера ранним утром заставил окончательно проснуться. Какого черта он звонил. Уже как два месяца я был свободен от его семьи.

— Тимур, я знаю, что ты вернулся. Это так кстати. Мне очень нужна твоя помощь.

Еще бы! За три года развалить империю Ермолаева — не шутки! Помощь ему сейчас действительно не помешала бы. Вот только причем здесь я.

— Тимур, вечером Ингу нужно забрать с одного мероприятия? Мне придется задержаться. Адрес сейчас скину.

— Маркус, на такие случаи уже давно придумали такси. Номер подсказать?

— Тимур, оставь свои шуточки при себе! — разозлился Шефер. — Для всех она все еще твоя жена!

— Плевать я хотел на этих всех. Что-то еще?

— Просто поговори с ней. Инга тяжело переживает вашу размолвку.

— Маркус, по-русски это называется развод! И как она его переживает, мне безразлично. Долгой и счастливой семейной жизни я ей не обещал.

— Вот как ты заговорил! Ладно. Но боюсь встретить ее тебе все же придется. У нее для тебя есть крайне интересные новости.

Спорить с ним было мало того, что бесполезно, но еще и неприятно. Поэтому согласился. Хрен с ней, встречу.

В городе я был всего пару дней в отличие от Шефера. Тот уже месяц околачивался возле Горского, пытаясь всеми правдами и неправдами аннулировать сделку. Да, весь бизнес Ермолаева, за который дед так сильно переживал, теперь принадлежал отцу Ксюши. Но знал об этом пока только я, Горский и Маркус. Причем Шефер о безысходности своего положения догадался совсем недавно. Мне порой даже становилось его немного жаль: дураку было понятно, что ждет его, когда обо всем узнает дед.

Мне нестерпимо хотелось увидеть своими глазами лицо Ермолаева, когда тот поймет, что потерял абсолютно все. Как когда-то по его вине потерял я. Оставалось только сдобрить это известие тем, что теперь все его состояние принадлежало моему сыну. Тому самому малышу, которого он так рьяно ненавидел еще до рождения.

Три дня до подписания бумаг. Три бесконечно долгих дня до встречи с ней.

Ждал понедельника, как заключенный свободу. Горский был прав — мне не стоило приезжать заранее. Но удержать себя на месте я просто не смог.

Три года слишком долгий срок. Теперь я это точно знал.

Прорваться к Горского мне удалось только спустя месяц после свадьбы. К тому времени план мести в моей голове созрел окончательно, но без его поддержки осуществить его было бы крайне сложно.

Тот факт, что отец Ксюши ни черта не знал о случившемся с дочерью, сыграл мне на руку. Горский согласился меня выслушать и только потом в очередной раз сломал мне нос. Но это было неважно. Главное, я смог уговорить его помочь. Нет, деньги ему нужны не были. Его главной целью стал дед, который так хладнокровно разрушил не только мою жизнь, но и жизнь любимой женщины и дочери самого Горского. В том, что он все еще любил мать Ксюши, сомнений у меня не оставалось.

На три года этот, когда-то до глубины души ненавистный мне человек, стал моей единственной опорой и надеждой. Благодаря Горскому я мог видеть сына. Пусть издалека, пусть урывками и зачастую лишь на фото. Но я всегда был рядом. И не только с ним.

Пожалуй, наши интересы с Горским расходились только в одном. Для своей дочери он все также хотел лучшей доли. И отчетливо видел ее в лице Амирова. И я ничего не мог изменить. Связанный по рукам и ногам узами брака с другой, лишь надеялся, что когда‐нибудь Ксюша меня простит.