— Маркус, ну что вы, не стоило переживать. Видимо, благодаря вашим молитвам я жив и здоров.

Мне не нравился этот мужчина и я чувствовала, что Лерою тоже. Но больше меня нервировал взгляд девушки, обращенный в мою сторону.

— Не представите нам вашу очаровательную спутницу, — приторным голосом попросил мужчина, Маркус, кажется. Вроде и отец говорил про какого-то Маркуса. В голове явно копошилась мысль, что и еще где-то мне встречалось это имя, но несколько лет проведенных в Европе сбили с верного направления. Маркусов там, как у нас Александров.

— С удовольствием, — прервал мои попытки вспомнить Лерой. — Это Ксения, моя невеста и дочь Николая Горского.

— Невеста… — задумчиво повторил Маркус. — Интересно…

— А ваш зять не приехал?

— Нет, — отрезал мужчина, а на лице его проступил какой-то звериный оскал. Правда очень быстро он сменился очередной фальшивой улыбкой. — Кстати, Ксения, познакомьтесь с моей дочерью, Ингой. Черниговской. Вы ровесницы. Уверен, вам будет о чем посплетничать. Тем более Инга в положении, а у вас вроде уже есть ребенок? Может что подскажите будущей мамочке?

Маркус говорил что-то еще. Лерой до боли сжимал в своих тисках. Инга смотрела на меня уничтожающим взглядом победителя. А у меня просто уходила из под ног земля.

¹ — Дедушка! Дедушка! — фр.

Голоса. Чей-то негромкий смех. Звон бокалов. Легкая мелодия вдалеке. И боль. Опять. Там же. А казалось, что болеть уже нечему.

Все логично. Они давно женаты. Но все равно не могу смотреть на нее. Такую красивую, идеальную, а главное желанную. На нее он променял нас с Тимошкой. Ее целует перед сном. На ее спине выводит заветное " люблю". Ее сын будет называть Тимура папой.

Дура! Какая же я все-таки идиотка!

Инга всматривается в мое лицо. Как и я, пока не говорит ни слова. Только прожигает меня ненавистным взглядом и молчит. Хочу отвернуться, убежать, спрятаться. С меня хватит. Но вместо этого все же смотрю на нее, тихо завидую и молю Бога, чтобы проклятые слезы не выдали меня с головой.

— Быстрее! Быстрее! Сейчас начнется! — в сознание врывается чужой басовитый голос, а следом перед глазами появляется его владелец. Округлый мужчина лет шестидесяти, размахивая руками, влетает в нашу компанию, чтобы пригласить всех во двор, где вот-вот для именинника должно начаться огненное шоу.

Суета. Кто-то сразу выходит на улицу, другие пытаются поскорее накинуть на себя верхнюю одежду. Лерой, воспользовавшись ситуацией, ведет меня вглубь дома. Там сейчас никого. Его рука крепко держит меня. Мысленно заклинаю, чтобы не отпускал. Поворот. Еще один. Лестница. И наконец темнота. То, что мы в чужом доме меня совершенно не волнует. Как и то, что в кромешной тьме не могу разглядеть Лероя. Зато чувствую. Острее, чем когда-либо.

— Прости, — слышу его шепот. — Я не знал.

Не понимаю, за что он извиняется, но киваю. Он ни при чем. Рано или поздно это все равно бы произошло, просто я слабачка.

— Увези меня, Лерой, прошу.

В темноте нащупываю его лицо и останавливаю ладони на его щеках. Я так хочу забыть. Забыться. И полюбить его! Чертово сердце!

И Лерой меня увозит, наплевав на дела с Исуповым и обещание, данное отцу.

Автомобиль плавно скользит по вечернему городу. Совсем скоро развязка. До дома Горского ехать прямо. Буквально пара километров до моего решения. Кажется именно сейчас так легко его принять. Немного сложнее озвучить. Но я нахожу в себе силы. Отрываюсь от созерцания дороги и смотрю на точеный профиль Лероя. Всего несколько слов:

— Я хочу к тебе.

Лерой напрягся. Еще немного и руль изогнется под натиском его рук. До его решения менее пятисот метров. Но он молчит. Не отрывается от дороги. Я понимаю. Он не хочет так.

Триста метров. Беглый взгляд в мою сторону. И он сворачивает.

Высокий забор. Сосны. Его бревенчатый дом. Небольшой, но уютный.

— Проходи, — это первое, что произносит Амиров за всю дорогу, открывая передо мной массивную дверь.

Молча заходим, снимаем верхнюю одежду и, не говоря ни слова больше, идем на кухню. Лерой ставит чайник и старается не смотреть на меня. Спиной ко мне достает с верхней полки пару чашек и что-то ищет еще. Неважно. Подхожу ближе и прижимаюсь к нему, руками опоясывая его грудь.

Тяжелый вдох. В тишине слышу его частое биение сердца. Прямо сейчас я готова сказать ему "да", но понимаю, как неправильно оно прозвучит в сложившейся ситуации.

Лерой медленно поворачивается и вот его руки уже на моем лице. Взгляд тяжелый и темный.

Чувствую, что ему сейчас тоже непросто. Он все видит: мою боль, отчаяние и желание забыться. Вот только ответной любви в моих глазах так и не находит. А потому отпускает и возвращается к чаю.

— Что тебе сказал отец той ночью? — я не отхожу, стою максимально близко, но уже не обнимаю его.

— Сейчас это неважно, — голос низкий и глухой, но слышать его мне необходимо.

— Для меня важно, — хочу вновь притронуться к нему, чтобы он наконец оставил дурацкий чай в покое и дал мне шанс.

— Сказал, что Черниговский возвращается, напомнил о вашем сыне и просил отойти в сторону, — негромко отвечает Лерой, но вдруг резко разворачивается и хватает меня за плечи. — Скажи, даже это ты готова ему простить?

В моих глазах слезы. Мотаю головой. Нет. Это предел. Дальше — табу.

— Господи, Ксюша, — Лерой прижимает меня к себе со всей мощи, а я не хочу, чтобы отпускал.

— Помоги мне забыть, — прошу сдавленным голосом и пальцами касаюсь его скул.

И он срывается. Его губы, такие горячие и мягкие, находят мои робкие и несмелые. Сначала нежно и трепетно. Но с каждой секундой углубляясь, заставляя меня больше не чувствовать ничего кроме его близости. Крепкие руки на моей обнаженной спине, тонкой шее. Они зарываются в волосы, спускаются ниже, гладят, надавливают, сжимают. И вновь поднимаются выше, касаются плеч и незаметно скидывают тонкие бретели черного платья. Оно струится по телу и оседает на полу возле ног. Я стою перед ним обнаженная и беззащитная, но сейчас мне не стыдно.

Лерой подхватывает меня, как пушинку, и, не переставая целовать, садит на высокую столешницу, где до этого одиноко стояли чашки. Они с грохотом летят на пол, но мы не замечаем. Непослушными пальцами пытаюсь расстегнуть его жилет и сорочку. Черт! Так много пуговиц, что ничего не выходит. Это знак. Пока не поздно остановиться. Но я пропускаю его.

Лерой делает шаг назад и наблюдает за мной пьяным взглядом. Мне даже страшно представить, как выгляжу в эту минуту. А еще я боюсь, что он захочет уйти. Но вместо этого Амиров с неистовой силой срывает с себя пиджак и бросает в сторону. Следом за ним с треском отрывающихся пуговиц летят жилет и сорочка.