Алина, – я мокрая, она увидит!

– Ну и что? – удивился Игорь.

– Мы поссорились и… неважно. Закрой, пожалуйста!

Алина так и не придумала, как быть с Женей. Стыд за «блаженную» ел ее полными ложками, но она продолжала трусливо прятаться по кустам.

Женя встала у соседней раковины, включила воду, кругло вытаращилась на Алину:

– Что это тут у вас?

– Интересного ноль! – отрезал Игорь.

– Но ты же вся в воде. Хочешь, я дам тебе кофту?

Алина промолчала, а Игорь закатил глаза:

– Не надо ничего, иди отсюда.

– Ладно. – Женя кивнула и, плотно прикрутив кран, затанцевала дальше.

За маминой дверью звенели детские голоса. Алина, мокрая с головы до ног, думала – скорее бы он ушел и оставил ее здесь, слушать это чириканье и плакать без помех. Но Игорь не уходил. Стоял рядом, дышал как доменная печь и чего-то ждал.

– Пока? – спросила Алина.

– Пока, – ответил он и стал грубо целовать ее, прикусывая губы.

Алина растерялась, хотела вырваться – такую, мокрую, униженную, трогать ее было нельзя. Но тут мамина дверь больно ударила в плечо, и сама мама грозно зарычала с порога:

– Как это понимать, молодые люди?!

Игорь отпустил Алину, пригладил волосы, галантно поклонился:

– Здравствуйте, Виктория Ивановна. Я Игорь Ситько, мой папа на той неделе окна вам привез, помните?

– Помню, конечно. – Мама чуть сбавила тон. – Только окна никак не объясняют, почему…

– Мы дружим, – улыбнулся Игорь, – разве Алина не говорила?

– Алина никогда ничего не говорит, – сердито пробурчала мама.

– Тогда скажу я. – Игорь поправил галстук и взял Алину за руку. – Пожалуйста, Виктория Ивановна, разрешите нам встречаться.

«Крику сейчас будет!» – вздохнула Алина и мысленно заткнула уши. Предыдущего кавалера, кстати, так и не случившегося, мама довела до нервного тика. С тех пор прошло года три, но бедный Ян – красивое, кстати, имя – все еще обходил Седовых стороной. В классе он считался дешевым, зато смотрел на Алину с очевидным восторгом. За этот восторг она решила простить ему и мелкий рост, и кирпичные скулы, и даже привычку плевать сквозь зубную щель. Но мама, мама, мама…

Крика, однако, не было. Рыночным взглядом мама обежала Игоря – от тонкокожих ботинок до модной стрижки. Кажется, оценила одежду, рюкзак, чистые ногти. Заглянула в класс, как будто на детей – на самом же деле, Алина знала, на новые окна. Заметно смягчилась, погрозила пальцем:

– Только без глупостей! И чтобы в десять дома, каждый день!

– В девять тридцать, – взросло улыбнулся Игорь, – я лично прослежу.

Газет в почтовый ящик напихали столько, что они вылезали наружу. Мама ковыряла ключиком в скважине и ворчала на гадящую почтальоншу. Распахнув скрипучую дверцу, она вытянула газетный сверток. Потом слепо пошарила в ящике и вынула письмо в конверте с розочками. Прочитала – кому, скривилась.

– На, тебе от Инги Ермаковой. Все играете? Вот уж не думала, что Инга этим занимается. Разумная девочка, а туда же!

Алина представила, какие гадости написала ей разумная девочка, и понурилась. Письмо захотелось выкинуть тут же, не читая.

– Идем! – Мама застучала каблуками по лестнице. – Что за ребячество, скажи мне! Уже и парня завела, приличного, аккуратного, из хорошей семьи. А детство в попе не отыграло! Хочешь, чтобы он тебя бросил, да? Сегодня – стоит вся мокрая, прически никакой, тушь потекла! Кефиром ее облили! Почему других не обливают? Кто этот кефирный маньяк?

При слове «маньяк» обе съежились, и мама начала иссякать. Голос ее потерял напор и визгливость, со щек ушли красные пятна. В прихожей, не раздеваясь, она встала у зеркала, загляделась в отраженную глубь. Пальцем провела от брови до мягкого брыльца. Усмехнулась:

– Старею, детка.

Сняла пальто, повесила, аккуратно расправив складки. Сменила сапоги на тапки и пошаркала проверять – что там на кухне. Алина торопливо распечатала письмо. Лучше сразу прочесть, чем весь вечер дрожать и думать, как оскорбит ее фифа на этот раз. Внутри лежал обычный клетчатый листок. Буквы, зеленые и крупные, шагали мимо клеток.

Послезавтра, 15.00, улица Правды, 6.

Оденься прилично, не бабски. Нас ждут чердаки и подвалы. Там, конечно, темно, а кое-кому и тревожно. Но в темноте и тревоге вздыхается глубже.

Жду. Не опаздывай.

З.

Мама вынесла из кухни чашку с нарезанным яблоком, молча протянула Алине. Та кивнула, тоже молча, и ткнулась носом в мамино плечо. Стоять так было хорошо. Кляксы уходящего дня стирались почти без следов. Ловко Зяблик решил с письмом – написал в отправителях фифу. Только зря расстарался. В первом же подвале Алина испугается, устроит истерику, и Зяблик выкинет ее на солнце. Она будет сохнуть на берегу жемчужной медузой, плакать и знать, что обратно уже не возьмут. Ничего нового, детка. Твое место здесь, за окнами, надежно закрытыми на все шпингалеты. Где кормят манной кашей и берегут от чердаков и подвалов.

– Спасибо, мама. – Алина взяла из чашки яблочную дольку, уже чуть коричневую, сунула в рот.

Яблоко оказалось ватным.

Дома́ на улице Правды были старые, на три или четыре этажа. Стояли они сплошным строем, и арки их щерились зубьями ломаных решеток. Наверное, здесь еще жили – за пыльными стеклами торчали герани и кое-где оконные глаза прикрывали ситцевые веки. Табличку с шестого дома сбили – расколотая, она валялась на асфальте. Номер написали на стене бурой краской, и потеки этой краски сползли до самой земли.

Алина топталась возле дома и злилась. Часы показывали 15:15, а Зяблик все не шел. Пустынная улица, одетая в камень, пугала своей тишиной. Здесь не шумели деревья, не кричали дети и даже голуби не метались в поисках грязных крошек.

– Псс! – раздалось у Алины за спиной.

Она вздрогнула, обернулась и увидела голову Зяблика, торчащую из калитки.

– Наконец-то!

– Псс! – повторил он и приложил палец к губам. – Сюда, быстро!

Алина шагнула внутрь, и Зяблик прикрыл за ней дверь. В новых толстых ботинках, теперь темно-серых, в тусклой куртке и перчатках он вполне годился для этого места.

Двор, неуютный и такой же каменный, как улица, пах рыбой и пережаренным маслом. На уровне второго этажа от края до края была протянута веревка. На ней болтались простыни и на прищепках – пестрые семейные трусы.

– Куда мы идем? – поежилась Алина.

– Я же сказал – на чердак.

– А зачем?

– Искать.

– Что искать?

– Следы человека.

Зяблик снял перчатки и подобрал резинкой волосы. Приглаженный, он стал похож на черного лебедя – хрупкого, но всегда готового взметнуться и укусить.

На первом, почти подвальном этаже, с шумом распахнулось окно. Из глубины с пьяной