Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Рейм! Незабвенный! – мягкий, но настойчивый окрик заставил парня вздрогнуть.
– Что? Опять теряюсь в мыслях на ходу? Прошу прошения, сердце мое. На чем остановились? Ах да! Ты вспомнила несчастную «вдову» и ее «надежду». Но разве «надежда» не есть отсутствие понимания, что жизнь можно изменить своими силами, стоит начать действовать? Разве «надежда» не основывается на впитанной с молоком матери «расхожей истине», что мир жесток, от человека ничего не зависит, и никто не поможет. Брат не примет блудную сестру. Соседи не вступятся за женщину, не рискнут выступить против жестокости. Закон же, похоже, просто не принимают всерьез.
– Возможно, впрямь господин Юрий не понимает, на что идет: действия спасенных и их окружения, все события – окажутся на его совести! – девушка поежилась. – Но, единственный мой, как помочь нашему другу? Как уничтожить запреты совести, дивный мой?
– Милая, свободу воли еще никто не отменял. Давай доверимся товарищу и поддержим в решении. Юрий нуждается в возможности прочувствовать, к чему приведет «совесть». Первое Правило.
– Тогда стоит позвать господина Юрия, драгоценный, – девушка, приложившись губками к пальцу, бережно стерла со скулы Рейма налипшую грязь. – Пора выдвигаться. Осталось не больше двадцати минут, – самоходная тележка загудела. Перед паровиком возник световой туннель, пробивший тьму ночи и бури на два десятка метров. Фары! Почти о них забыл…
Я молчал. Створка со смачным хлюпаньем рухнула в грязь. Понимал, к чему нарочито громкий разговор, и молчал… Стряхнув с пальто остатки воды, рухнул в кресло водителя. Все равно Рейм логичен, а я не могу поступить иначе. На заднем сиденье Временщики, а между ними заветный брезентовый сверток. Даже сквозь перчатки металл отозвался теплом.
Тело у стены завозилось. Поддал пару и рвануть в ночь. Вспышки молний. Грохот грома сотрясал мир. Гибель света в каплях дождя ослеплял гротескным стробоскопом. Вокруг непроглядная чернота. На сознание давила канонада грозы. Нужно маневрировать. До рези в глазах вглядывался в мимолетно возникающие и исчезающие призраки предметов. Мир тонул в грохоте. Постоянном. Вездесущем. Давящем грохоте. И снова тьма…
Хотя сильнее всего угнетала тишина в мягком, теплом и уютном салоне. Тишина недосказанности, заставлявшая по хребту бегать мурашки накануне решающего действа.
– Мадемуазель Лорн. Рейм, мой друг. Позвольте прояснить вопрос? – раздалось едва различимо.
– Что угодно, друг мой! Всегда рады оказаться полезными.
– Спасибо. Вы честно пытаетесь помочь не совершить ошибку. Но почему вы настолько упорно стараетесь отстраниться от битвы? Вы – Временщики – сильные мира, воплощение божественного, как считают многие. И не говорите про правила, для вас это лишь предлог. Что вами движет?
– В том проблема, господин Юрий, нами ничто не движет – мы уже проиграли эту битву. Нас сделали оружием, а оружие не рассуждает, оно выполняет приказы. Для нас высшее везение – выбрать, по чьей воле действовать, – автомашина дрогнула, зацепив боком смутную тень постройки. – Господин Юрий, надеюсь, вы не разделяете мнения обывателей о нашем всемогуществе?
– Не бойтесь. Я достаточно знаю о Временщиках, чтобы не обманываться вашей силой. Хотя отрицать, что вы сильнее Пространственников или Последних тоже глупо. Это не самообман. Хотите знать почему? – знание прячется в безмолвии. Но слова горят огнем чувств: – Вас считают всемогущими не за возможность повелевать временем, а за влась над памятью: вы решаете, что люди запомнят и сделают, а что нет. В вашей воли выбирать, какая память отразиться в истории. Поэтому обыватели боятся и почитают вас, а способные помнить Ветви времени – завидуют.
В небе расцвела очередная молния. Обнаружил нас мчащимися по полю. Грязь фонтанами летела из-под колес, вода стекала по лобовому стеклу так, что казалось, мы плывем. Шансы завязнуть и утонуть, равнялись возможности перевернуться. Битва со стихией и игра разума в разгаре – оттого, сумею ли прорваться к сути, зависят жизни, но не понятно, стоит ли это того, чтобы изменять себе?
– Вы разбираетесь в вопросе, господин Юрий… Прошу простить любопытство, но почему Пространственники? Ваша мать Временщица, отец Пространственник, родом из Свободного города – независимого образования, под протекторатом обоих держав. Вы могли выбирать, где учиться. Могли стать очень сильным Временщиком! Так почему?
– Честно? – не сдержал ностальгической улыбки. – В восемь лет я любил сказки. Особенно те, где сила – удел злодеев, а разум – оружие героев. Силу легко потерять. Чувства мимолетны. Разум – всегда останется с тобой. Он возродит дух, когда тот сломлен, и покажет путь, когда силы кончились. Я решил: отстав в очевидном, открою простор в вероятном.
Меня прервали тихие хлопки. Лорн аплодировала. Рейм выглядел так, словно ему дали попробовать редкое блюдо, и он пытается понять, нравится ему или нет.
– Господин Юрий, позвольте добавить штрих к вашему взгляду на Временщиков. Как вы полагаете, если Пространственники могли без проблем доставить всех в Агемо за пару часов, то почему мы прилетели на дирижабле?
– Официальные встречи посла требовалось провести до прибытия?
– Не только, друг мой. Если кто-то сравнивает нас с богами, то у Временщиков есть, пожалуй, самый главный из их пороков – скука. Представь, переживать один день по третьему, по пятому разу, зная, о событиях следующего мгновения… дико тоскливо. Теперь наполни этот день любимой едой, музыкой и местами, влекущими разговорами и чувствами, заветными людьми. А если продлить подобное на месяц? На годы? Еда станет безвкусной. Музыка превратится в какофонию. Места потеряют цвета. Разговоры станут обыденностью. Чувства пустыми. Люди же… ты перестанешь различать маски. Блаженство сменится скукой и раздражением, а затем превратится в пытку!
Тьма сгустилась. Фары забрызганы грязью, света ровно столько, чтобы осознать беспросветность ситуации. То, что удалось найти дорогу, ведущую сквозь лес, где-то между благословением Министро и проклятьем Лодура. В нас летело все, не способное удержаться под шквальным ветром могучих листвениц, елей и сосен, не говоря о подлеске.
– Как считаешь, сколько раз мы переживали полет на дирижабле? Отвечу – четыре раза! Это не считая ареста убийцы посла… Могу в подробностях пересказать каждый полет. Возвращение обратно. Повторение всего снова и снова. Пока ты не уснешь… или не взбесишься! И подоное только