Естественно, никто не взял на себя труд объяснить рядовым, зачем они вообще сражаются с янки, вместо того чтобы, как приказывал здравый смысл, брать руки в ноги. А Марчину Вежбовскому уже пару дней казалось, что и офицеры не слишком-то это понимают. По крайней мере, те, кто не входил в штаб полка. Лейтенант Картрайт казалась уверенной в себе, но поляк не мог даже представить, что должно бы случиться, чтобы этот бастион высокого духа пал. Офицеров, наверное, учат, чтобы они выглядели так, будто ситуация полностью под контролем. Щенок говорил: если увидишь офицера, который не скрывает растерянности, то можешь быть уверен, что ситуация уже прошла критическую точку. Согласно этому правилу, пока что все было не так уж и плохо.

Третий батальон под командованием фон Зангена вцепился в горло американской боевой группе «Бастонь», игнорируя, казалось, факт четырехкратного превосходства врага. Спецрота крепко оттянулась на одной из двух баз обеспечения противника, а главные силы Союза пребывали в постоянном движении, не давая втянуть себя в бой и ожидая ошибки противника. По крайней мере, таковы были слухи, и с каждым повторением они обрастали все новыми подробностями – все более невероятными. Но у гарнизона «Киева» были только они. Болото шептало о войне голосами радиосообщений, эхом далеких взрывов и хлюпаньем тяжелых военных берцев, дышало дымом выкуриваемых на посту сигарет и горячим воздухом, который оставляли после себя невыразительные силуэты пролетающих в тумане «мангустов». А может, это были машины янки?

Самих американцев тут не видели с момента их высадки. За семь дней никто из базы «Киев» не приметил ни единого вражеского солдата. А ведь Перешеек-209, который они охраняли, был, казалось, важным стратегическим пунктом. Должно быть, американцам этого никто не сообщил. Сержант Борджиа из взвода «С», которого называли Чокнутым Борджиа, начал принимать ставки, удастся ли до приказа об эвакуации хотя бы выстрелить по врагу. Марчин полагал, что – удастся, хотя искренне надеялся проиграть, воспринимая свой залог как жертву неизвестному богу войны, который захотел бы его выслушать.

На восьмой день на «Киев» перебросили саперный взвод и снаряжение как минимум для двух рот. Четыре дополнительных «подушки», массу мин, сенсоры периметра, минометы, две противоартиллерийские лазерные системы MRAAL-17 Riper, огромное количество противотанкового оружия… Что-то готовилось. Вежбовский спрашивал саперов, но те ничего не знали. Зато они оказались прекрасным источником сплетен о сражениях.

Якобы подкрепление уже в пути, и через несколько дней на Болоте приземлятся остальные части Восьмой дивизии. Якобы американцы из «Бастони» все еще стоят на месте, а на них со всех сторон наскакивают парни из Третьего батальона. Якобы со Сто Первой прибыли два бронебатальона, и американцы собираются раздавить всех танками. Якобы флот не дал янки занять орбиту, а в битве над планетой сбил легкий крейсер и два эсминца. Якобы Зона Стратегической Обороны изо дня на день сокращается, и генерал Валери защищает только некий тайный проект, из-за которого и началось вторжение.

Якобы отряд спецов порешил командующего Сто Первой… Жаль, что Джеки погиб: это была бы прекрасная пища для его воображения.

Вечером девятого дня в «Киеве» совершили экстренную посадку четыре «мангуста» из медэваков с людьми фон Зангена. Восемнадцать раненых. Их пришлось оставить, дальнейшего полета они не пережили бы. Картрайт отозвала комплект санитаров от их ежедневных обязанностей, а небольшая столовая «Киева» была переоборудована под дополнительный госпитальный зал – сам госпиталь оказался не предназначенным для такого количества раненых.

К утру умерли шестеро.

Их не похоронили на месте, просто поместили тела в пластиковые контейнеры. Словно Картрайт рассчитывала, что позже будет время и возможности, чтобы перевезти мертвых солдат. Остальных санитарам удалось стабилизировать настолько, чтобы перевезти их в тыл. Где бы этот «тыл» ни находился – в реалиях Болота фронт не был единой линией, и часто его конфигурация менялась.

Это было для Марчина первым настоящим столкновением с американцами. По крайней мере, с его результатами. И тогда же пришли приказы.

Фронтовая база «Киев»

19 июня 2211 ESD, 06:04

Вежбовский уже примерно час помогал Малому, которого внезапное половодье новых запчастей перенесло прямиком в ремонтный рай. Огромный техник, фальшиво напевая веселую мелодию, крутился вокруг «Суслика», и, похоже, все шло к тому, что «подушка» в конце концов заработает как следует. Машина какое-то время доставляла исключительно хлопоты, но Малой, ведомый достойной удивления преданностью, уверял, что спасет ее. И ему все верили. Что бы там ни говорили о Малом, называть которого «простым» было бы оскорбительно для простых людей, с машинами он обходиться умел. Словно все интеллектуальные возможности этого крупного мужчины с лицом ребенка отступили, чтобы уступить место по-настоящему безошибочному инстинкту, касавшемуся всякого рода оборудования.

В связи с этим помощь Вежбовского ограничивалась наблюдением. К тому же лишь в меру увлекательным: вот уже пару десятков минут техник копался под кожухом левого мотора «Суслика». Время от времени прерывал свой напев, чтобы сказать что-то ласковым тоном.

– Ты ведь в курсе, что «Суслик» существует только и исключительно затем, чтобы пожирать запчасти, которые могли бы спасти десятки невинных «подушек»? – заговорил поляк, вяло перебирая инструменты в ящике. – Какой, ты говорил, тебе нужен?

– Тот, для… – Малой выглянул из-под бронеплиты кожуха и взглянул в лицо коллеги. Толстые надбровные дуги почти шевелились, когда техник отрабатывал новую стратегию коммуникации. – Синяя полоса вдоль рукояти, – решился наконец.

– Этот? – Вежбовский подал ему ключ, случайным образом выбранный между несколькими, обозначенными синим.

– Этот. Привет, Черпак.

Худой даже в полном обмундировании солдат из взвода «С», Черпак приветственно махнул им, а потом небрежно забросил автомат на плечо и уселся на борту «Суслика». Некоторое время копался в многочисленных кармашках разгрузки, потом достал пластиковую коробочку. Протянул в сторону коллег.

– Дури?

– Что это? – поднял брови Вежбовский.

Черпак сдвинул очки и платок, открывая битое оспинками лицо с крючковатым носом и глазами чуть навыкате. Оскалился в ухмылке, которая на его лице казалась ножевым шрамом.

– Дурь. Кондуктил. Говорят, маги принимают его для лучшей нервной проводимости. Как посмотрю на наших «мангустов», – махнул чуть длинноватой рукой в сторону посадочной площадки, – то думаю, что это вот – единственная вещь, благодаря которой ты можешь действительно улететь.

– Нам нельзя принимать на службе дурманящие субстанции. – Малой прищурился. – Ты ведь знаешь об этом, да?

– Она не одурманивает. Вовсе даже наоборот, я же говорю. Только после двух доз я начинаю понимать все это гребаное Болото. – Черпак открыл коробочку, показав несколько прозрачных лепестков.

– Главное – не уплыви, – буркнул Марчин. – Спасибо, но нет.