троих не мог, и уж тем более все они вместе».

Как бы я ни пытался, при всем моем богатом детективном воображении я не смог представить их в роли кровожадных убийц, но, может быть, такими они и бывают? Сколько серийных убийц, педофилов, извращенцев, террористов в глазах тех, кто их знал, выглядели как «честно говоря, хороший отзывчивый сосед был. Кормил котят, поливал огород. Никто и представить себе не мог, что он…».

Я точно решил, что в таком состоянии домой не поеду. Лучше уж завтра с утра, а раз я собрался тут переночевать, то неплохо бы подготовиться к обороне.

Достав из сумки маленький перочинный ножик, я положил его рядом с подушкой. Вышел на балкон и увидел на соседнем балконе полицейского. Он стоял и курил.

– А ты не снимаешь там, внизу? – спросил полицейский.

Вероятно, это был один из тех, кто ждал нас в коридоре, пока Заур вел допрос. Все окружающие, кроме Заура, Грубияна и начальника районной полиции, слились для меня в один из двух типов людей: местный житель или полицейский.

– А что там?

– Еще двоих привезли.

– А, да. Всего восемь вроде. – Я вспомнил, что, помимо охотников, есть и другие варианты.

– Да, восемь. И что?

– Там другие приехали снимать. Я закончил. Утром домой.

– Да? Дом – это хорошо, – произнес полицейский задумчиво, будто сам себе. Сделал глубокую затяжку и пульнул сигарету в снежную тьму.

– Их не увезли? – спросил я, кивнув на номер за его спиной.

– Нет, сидят тут, чаи гоняют, – ответил полицейский.

– Сбежать не смогут? – Я улыбнулся, будто говорил в шутку, хотя этот вопрос интересовал меня очень даже серьезно. При должной сноровке можно было без больших проблем перемахнуть с их балкона на мой.

– Нет, тут нормальный контроль у нас. Да и сами они тоже спокойные. Зайдешь? В карты поиграем.

– С ними?

– Ну да. С ними, с нами.

– Нет, я лучше спать. – На всякий случай я посмотрел вниз.

Второй этаж. Снега внизу намело почти по колено, так что сбежать, перемахнув через балкон и не сломав себе ничего, было вполне реально. И если уж они надумают устроить побег, то пусть сбегут именно так, а не попытаются влезть на мой балкон. Чтобы наивный журналист не шумел, можно и прирезать его тихонько, заглушив крики подушкой. А в чем проблема? Четыре трупа за плечами уже есть, пятый несильно повлияет на ситуацию. На три пожизненных уже заработали.

В общем, я закрыл дверь на балкон, на всякий случай припер ее тумбочкой, а на самый край поставил лампу-ночник. Если такая штука упадет, я мигом, как испуганная кошка, взлечу до люстры. Дверь в коридор я хотел оставить приоткрытой, но уверенным на сто процентов быть нельзя. Угроза могла прийти с любой стороны. Так что ее я запер, но на всякий случай продумал план действий: вскочить на ноги, схватить нож и бежать что есть мочи к двери, повернуть ключ, оставленный в замке, выскочить в коридор и желательно при этом орать во все горло, как будто меня режут. Охотники они или кровожадные убийцы, в одном можно быть уверенным – резать мясо они умеют.

На часах было всего 20:15, но веки тяжелели… Я был не самым религиозным человеком, однако все-таки верил в Бога и в нужные моменты был готов обратить к нему мольбы. Чаще всего я это делал, когда самолет попадал в зону турбулентности, а учитывая, что летал я не часто, опыта в молитве у меня было немного. Но в тот вечер, засыпая в не самых обычных условиях, я решил, что все-таки полезно попросить у Бога прощения за мои грехи, а заодно и защиты от всякого злого умысла со стороны соседей за стеной.

Проснулся я в пять утра. Можно сказать, что легко, а можно сказать, что странно. Просто открыл глаза и почувствовал, что мозг включился мгновенно. Я понял, что должен уехать, и все.

Умывшись, я быстренько сложил вещи, прибрался в номере, выглянул в окно. На соседнем балконе стоял уже другой полицейский, видимо, более предусмотрительный, потому что он был в бушлате.

Взяв рюкзак и оборудование, я вышел из номера, поздоровался с полицейским, стоявшим у двери охотников, в фойе второго этажа увидел еще двоих, спавших на кушетке, и спустился вниз. Здесь не было ни одного живого человека (да и мертвых тоже). Разбудил администратора, положил ключи на стол и вышел.

Уже светало. Ни снега, ни ветра не было. На улице курили еще два сотрудника. Это было идеальное, как в рекламе зубной пасты, свежее зимнее утро. Машина Заура стояла на месте. Она, как и моя, покрылась тридцатисантиметровым слоем снега, а это значит, что, скорее всего, со вчерашней встречи с тем амбалом, бывшим женихом старшей дочери Хабиба, он никуда не уезжал. Не знаю, через какое дерьмо он прошел вчера, допрашивая еще пятерых, но тот факт, что Заур еще тут, меня без реальной на то причины обрадовал. Я просто подумал: хорошо, что он здесь, значит, хоть кто-то держит ситуацию под контролем. А судя по общей обстановке, держать в таком месте ситуацию под контролем означало всегда быть как вода, как сказал бы Брюс Ли: уметь подстраиваться под любого противника и, когда нужно, быть хитрым и терпеливым, а если потребуется, показать серьезность своих намерений. Вчерашние два предупредительных выстрела в воздух были убедительными. И громкими.

Я завел отцовскую «приору», прогрел и тронулся, испытывая облегчение, настоящее и искреннее облегчение. Я был горд собой и тем, через что прошел. Я ощущал прилив сил, прилив мыслей, которых в самом деле могло хватить на целую книгу. На полном серьезе я начал прикидывать, как можно было бы ее назвать. Приходили в голову названия в духе Агаты Кристи: «Убийства в снежных горах», «Багровая жестокость». Но мне больше хотелось написать роман в духе документального детектива, коими славился один из моих любимых авторов Трумен Капоте. Я мог бы так же… если бы не одно обстоятельство – я уезжаю. Я, конечно, сожалел о том, что мое приключение не пришло к какому-то логическому завершению, в идеале – к раскрытию мною лично преступления, но, честно говоря, хрен с ним. С меня