пытаясь пробиться к Зауру, и следователь точно так же разорвал сцепку своих подчиненных, идя навстречу гиганту. Эти два поезда должны были столкнуться, но, когда между ними оставалось метра полтора, Заур крикнул:

– Только попробуй сделать еще один шаг!

Гигант остановился, кинул взгляд за спину Заура на гостевой дом и свирепо, как оскалившийся волк, выдавил из себя короткий вопрос:

– Он там?

– Нет там никого!

– Вы его взяли! – заорал мужик.

Я к этому моменту уже успел выйти из машины и, осторожно встав за спинами полицейских, посмотрел ему в лицо. Мощная челюсть, густые брови, красные, полные гнева глаза. На всякий случай я отступил еще на шаг назад. Полицейские тоже, мягко говоря, храбростью не искрились. Об этом говорили их нерешительные взгляды, вопрошающие друг у друга, как именно устав велит действовать в случае начала чего-нибудь.

– Никого. Мы. Не взяли, – как можно более внятно ответил на обвинение Заур.

– Я войду внутрь, – сказал мужик.

– Не войдешь. Здесь моя юрисдикция.

– Мне похуй чья. Я войду внутрь и порву его очко. – Гигант сделал шаг.

В ту же секунду Заур, чью сноровку ввиду наличия большого живота можно было бы поставить под сомнение, выхватил пистолет и пустил в небо две пули, а затем направил дуло под ноги мужику.

– Еще раз, Хамзат, ты знаешь! Ты знаешь, я прострелю тебе ногу! Даже не пытайся! Я тут командую и любой твой шаг расценю как враждебное действие! Тут каждый свидетель! – Заур бросил взгляд на толпу. – Я работаю! Дело движется!

– Это тот самый мужик? Тот, который убил туристку?

– Я ничего тебе не скажу! Я веду дело, и ты меня знаешь. Я найду виновного. Расследование идет.

Хамзат несколько секунд смотрел на Заура. Он тяжело дышал, и я видел, как под черной курткой такая же черная футболка готова была разорваться под напором грудных мышц. На толстенной шее видны были пульсирующие вены. Этого парня будто высекли из гранита, и я невольно прикинул, сколько пуль нужно, чтобы остановить такого монстра.

– Это была моя невеста, – процедил Хамзат.

– Мне сказали. Я соболезную тебе. Но это мой район и моя работа, и ты знаешь, что я умею ее делать. Не усложняй, потому что я не отступлю, и это плохо закончится для всех нас.

Он постояли пару секунд, испытующе глядя друг другу в глаза.

– Вы ничего от меня не скроете, – сказал напоследок Хамзат. Развернулся и направился к огромной, как он сам, черной «тойоте-ленд-крузер».

– Вы все слышали! – крикнул в сторону зевак Заур. – Братья, пожалуйста, расходитесь! То, что вы тут стоите, не помогает делу! Из-за вас полиции приходится держать тут восемь человек! Восемь! Эти люди могли бы сейчас обходить лес, искать зацепки, опрашивать людей, но вместо этого они тут! Я клянусь вам, если бы у меня прямо сейчас был бы арестованный виновник с доказательствами, этот, блядь… это животное, я бы просто бросил его вам под ноги и ушел бы! И если бы вы его потеряли, я бы и глазом не моргнул! Но его у нас нет… Я бы не был здесь, если бы мы его поймали! Мы продолжаем поиски. Братья, ради Всевышнего, расходитесь. Дайте нам работать, – почти взмолился Заур.

С момента нашего знакомства я не слышал еще у него такого тона. Он не унижался, скорее удивлялся тому, что происходит вокруг, поведению окружавших его людей. И в этот момент я, кажется, понял слова, которые он произнес десять минут назад, – теперь и мне казалось, что он один-единственный пытается рационально действовать и как-то двигать это дело. «Делаю, что могу, с тем, что есть».

По толпе пробежало недовольство, послышались какие-то непонятные выкрики, но постепенно народ начал расходиться.

Я стоял позади и смотрел на Заура, который, тяжело дыша, провожал толпу взглядом. Затем убрал пистолет в кобуру. Снег падал на его плечи и плечи других полицейских. Я слышал, как снег бьется и о мою куртку. Это был едва слышный звук, будто шорох песка, сыплющегося из рук ребенка на асфальт на детской площадке. Не знаю почему, но я сразу вспомнил этот звук из моего детства, когда ты пытаешься заполнить пластиковую бутылку песком, а он предательски проскальзывает меж твоих пальцев и падает на пластик и на асфальт. Так же и Заур. Только вместо песка он будто пытался заполнить бутылку какой-то опасной смесью, готовой взорваться при малейшей неосторожности.

Следователь полез в карман, вытащил сигаретную пачку, несколько раз попытался прикурить от зажигалки, а затем, выругавшись, выплюнул отраву изо рта, а зажигалку что есть сил метнул в снежный сугроб и принялся топтать и материть сигарету.

Я решил не попадаться сейчас ему на глаза. Да и в принципе моя работа на этом была закончена. Я получил столько опыта, что мне казалось, будто я готов написать книгу об одном дне пребывания в этом месте. Но все, что от меня требовалось прямо сейчас, – это покинуть село и, если быть честным, лучше все это попросту забыть. Не надо никаких книг, фильмов и репортажей.

К себе я поднялся будто в трансе, думая обо всем и ни о чем. На втором этаже несколько сотрудников полиции охраняли дверь в соседний номер. Она открылась, и из нее вышел Грубиян, имя которого я так и не узнал. Он направился в мою сторону, и то время, пока он шел ко мне, тянулось, будто в замедленной съемке. Он напряженно смотрел мне в глаза, а я, наверное, выглядел как потерянный трусливый мальчуган, случайно свернувший не в тот переулок. Не сказав ни слова, он произвел носом свой коронный пренебрежительный хмык и прошел мимо, а я подошел к своей двери. Полицейские с нескрываемым интересом проводили меня взглядами, дожидаясь, пока я не скроюсь из виду.

Оказавшись в номере, я просто сел на кровать и примерно полчаса смотрел на свое тусклое отражение на выключенном экране старого телевизора. Оно имело причудливый вид. Ноги сплющились, тело вытянулось в форме вазы, а голова, в зависимости от моих раскачиваний, пружинила до потолка и обратно. Я подумал, что, наверное, таким и являюсь сейчас внутри. Видимо, так и выглядит профдеформация в особо сложных видах деятельности. Некая